Иван Афанасьев - Герцог и колдунья

Встав на вершину одного из ромбов, начертанных внутри большого круга, я выслушал инструкции. Покинуть круг, упасть на землю, повернуться к сопернику спиной — поражение. Выйти за пределы ромба, если противник остался внутри своего — тоже поражение. Потерять благорасположение зрителей — поражение. Последний пункт был слишком туманным, чтобы тратить время на его обдумывание.

Когда прозвучал сигнал к началу поединка, я без всяких предисловий послал невидимый сгусток энергии прямо в солнечное сплетение своего соперника. Наверно, ему показалось, что его лягнула дикая лошадь. Он сложился пополам, после чего завалился набок. На этом сражение и закончилось. При угрюмом молчании публики меня объявили победителем. Я явственно ощущал вокруг холод и настороженность. Даже те, кто искренне болел за меня, ожидали вовсе не такой победы. Запоздало я сообразил, что вот так и теряют благорасположение зрителей. Зритель желал увидеть не мой триумф, а зрелище, а я его этого лишил.

Я пронаблюдал следующие три боя. Внешне всё выглядело красиво: колдуны метали друг в друга молнии, взметали пыль перед носом соперника, оставаясь при этом на положенном расстоянии в десяти метрах один от другого. Зрелищность усиливалась тем, что все эти молнии могли наблюдать зрители, лишенные дара прозревать астрал. Но я видел, что всё это игра.

Пока что никто не повторил мою ошибку и не применил энергетического удара. Участники старались запугать друг друга иллюзиями, вывести из равновесия, напустить на соперника не смертельную, но весьма неприятную нежить. И если некоторые всего лишь развлекались, другие боролись всерьез. Одному из сражающих гроссведунов в задницу вцепилась сотворенная за его спиной нежить в виде огромной многоногой ящерицы и вытащила несчастного за круг. Проигрыш. К раненому подскочили лекари, а я смотрел на слезы, навернувшиеся на глаза ведуна. Слезы обиды, а не боли. Это был один из трех патентованных колдунов.

Я тем временем вникал в мысли зрителей, быстро познавая неписаные, но неумолимые правила турнира. Просто одержать победу, неэффектную и непонятную для зрителей, разрешалось только один раз. Амнистия невыдержанности, так сказать. Второй раз такое не прощалось. Претендент терял благорасположение зрителей и снимался с турнира. Мои более продвинутые соперники приберегли свою возможность на крайний случай, я же по неопытности израсходовал свой шанс, едва начался турнир.

После первой серии поединков осталось девять победителей. Снова объявили состязание, в котором победителя определяли зрители. Мне это не понравилось, но таковы уж правила. В этот раз предстояло пробить щит. Обычный щит из арсеналов герцогства. Во избежание обмана щиты распределили по жребию. Не возбранялся удар рукой, но все, по понятным причинам, предпочли астральную силу. Щиты, числом девять, укрепили на столбах в десяти шагах от нас. Выступали вновь по-одному. Кто-то пытался пронзить свой щит магическим копьем, кто-то изобразил иллюзию клещей, с помощью которых ломал край щита, кто-то решился прожечь металл силой огненного взгляда. Большинству удалось добиться лишь трещин, лишь один гроссведун проделал в щите брешь в четверть диаметра. Ему восторженно аплодировали.

Я выступал последним. Протянув обе руки вперед, и приняв надлежащее (свирепое) выражение на потребу зрителей, да еще при этом, завывая, словно злобный ветер в пустой трубе, я свой щит заморозил. Металл на холоде — я говорю о настоящем холоде — становится хрупким. Это школьная физика, о которой на Сегеде понятия не имеют. Нарочито ленивой походочкой я приблизился к щиту и выбросил вперед руку с тремя сложенными вместе пальцами. Щит раскололся пополам. Зрители ликовали.

Как победителю представления, в следующем туре мне выпала пустышка, то есть отдых. Что ж, если нет правды на Земле, то хоть где-то она существует.

Четыре пары одна за другой сошлись в поединках. На этот раз было поинтереснее. Гроссведуны применяли кто собственные фантомы, кто невидимые энергетические щиты, от которых отскакивали вполне зримые молнии. Если бы я был устроителем платных зрелищ, лучших артистов мне бы не сыскать. Предположить, что они заранее отрепетировали свои схватки, нельзя — жребий тащили честно.

Итак, нас осталось пятеро. На этот раз мне выпало биться с гроссведуном, имеющим патент. Безусловно, он относился к главным претендентам и на победу, и на должность колдуна Его Высочества. В предыдущем своем поединке он мне понравился: лет пятидесяти пяти, сухой, как стайер, увертливый, как змея, и такой же опасный. С таким, как говорится, держи ухо востро. Но я востро держал не ухо, а горное зрение, с помощью которого углядел пустоту под землей, как раз в том месте, где расположился мой соперник. Окружив себя энергетической броней, я мысленно шепнул: "Прости, герцог, твой подземный ход мы поправим чуть позже". Я переместил опорный камень в туннеле. Свод не выдержал, и земля обвалилась, увлекая за собой в провал моего соперника. От неожиданности он на мгновение раскрылся, и уж тут я его пуганул, как следует, видением всех исчадий Розгора. Конечно, он быстро разобрался, что к чему, но пока выбирался из глубокой ямы, судья успел объявить победителем меня.

Ввиду моего "хулиганства" место для оставшихся поединков решили перенести поближе к балкону. Пользуясь передышкой, я снизу обратился к герцогу:

— Ваше Высочество, не лучше ли провести всего один бой: я один против двоих?

Хотя я говорил негромко, но мое предложение было услышано многими.

Герцог нахмурился.

— Ты уверен?

— Уверен, Ваше Высочество.

Великий Герцог подозвал к себе судью, уже закончившего разметку нового ристалища, и что-то сказал ему, перегнувшись через ограждение. Потом поманил и меня.

— Мы думаем, — он кивнул на своего бывшего главного колдуна, — что справедливей, если каждый будет сражаться сам за себя.

Я отрицательно покачал головой.

— Дело не в справедливости. Если уж мне предстоит ими командовать, пусть знают мою руку.

Подумав, правитель кивнул. Тут же были объявлены новые условия. Мои соперники попросили пару минут для совещания. Я великодушно согласился. Глупее придумать они не могли: я же всё услышу. Не могу сказать, что мне это много дало, но, по крайней мере, я смог разобраться, кто из них лидер. Собственно, их согласие на новые условия — двое против одного — уже являлось признанием моего превосходства.

Судья развел нас на новые позиции. Мы стояли так, что образовывали тупоугольный треугольник, в тупом углу, разумеется, я. Прежде чем объявили начало схватки, я поинтересовался, позволительно ли мне перемещаться вдоль черты, обозначающей десятиметровую дистанцию. Услышав положительный ответ, я мгновенно сделался невидимым и переместился на метр или около. Одновременно я создал четырех собственных фантомов. Управляться с ними было нелегко, зато никто не мог сказать, кто из нас пятерых настоящий.