Айзек Азимов - Установление и Империя

имени, но помню ваше лицо. Вы недавно уехали, – но вы бы не смогли сделать этого, если бы

представляли собой значительную фигуру.

Бейта пожала плечами.

– Вы много чего знаете.

– Знаю. Вы сбежали вместе с мужчиной. Вот с этим?

– Разве имеет значение, что именно я отвечу?

– Нет. Я просто добиваюсь полного взаимопонимания. По-моему, пароль в ту неделю, когда

вы столь поспешно удалились, был: "Селдон, Хардин и свобода". Руководителем вашей секции

является Порфират Харт.

– Откуда вы все это знаете? – Бейта вдруг пришла в ярость. – Или его схватила полиция?

Торан пытался ее удержать, но она вырвалась и подошла ближе.

Человек с Установления спокойно сказал:

– Никто его не хватал. Просто подполье простирается широко и дает о себе знать в самых

неожиданных местах. Я – капитан Хэн Притчер из Информации, и я сам – руководитель секции,

неважно под каким именем.

Он помолчал, потом добавил:

– Нет, вы не обязаны мне верить. В нашем деле лучше переборщить с подозрениями, чем

наоборот. Но мне пора бы покончить со вступлением.

– Да, – сказал Торан, – пожалуй, кончайте поскорей.

– Могу я присесть? Спасибо, – капитан Притчер закинул длинную ногу на колено другой и

свесил руку со спинки кресла. – Я начну с того, что скажу следующее: я не знаю, ради чего вы все это

затеяли. Вы двое прибыли не с Установления, но нетрудно угадать, что вы – с одного из независимых

Купеческих миров. Это меня мало беспокоит. Но просто из любопытства: что вам надо от этого парня,

этого клоуна, которого вы утащили в безопасное место? Вы рискуете своей жизнью ради за него.

– Этого я вам рассказать не могу.

– Н-да! Ну, я и не надеялся, что расскажете. Но если вы ждете, что Мул явится за ним лично,

предваряемый фанфарами, горнами, барабанами и электроорганами – можете успокоиться! Мул

действует не так.

– Что? – выкрикнули вместе Торан и Бейта, а из угла, где прятался Маньифико, уши которого

почти заметно для глаз вытянулись, донесся внезапный радостный взвизг.

– Именно так. Я сам старался войти с ним в контакт и занимался этим гораздо более серьезно,

чем вы, двое любителей. Не сработало. Этот человек не появляется публично, не позволяет себя

фотографировать или изображать, и его видят лишь самые ближайшие помощники.

– Этим и объясняется ваш интерес к нам, капитан? – спросил Торан.

– Нет. Дело в клоуне. Этот клоун – один из очень немногих людей, видевших Мула. Я хотел

встретиться именно с ним. Он может стать необходимым мне доказательством, – а Галактике

известно, что мне кое-что требуется для пробуждения Установления.

– А оно нуждается в пробуждении? – прервала его Бейта с неожиданной резкостью. – Для чего?

А вы, значит, выступаете в качестве будильника? Но в какой роли – мятежного демократа или тайного

полицейского провокатора?

Жесткость в чертах капитана проступила более заметно.

– Когда появляется угроза для Установления в целом, госпожа революционерка, страдают и

демократы, и тираны. Давайте спасем тиранов от более страшного тирана, а свергнуть их мы еще

успеем.

– О каком это более страшном тиране вы говорите? – вспыхнула Бейта.

– О Муле! Я о нем кое-что разузнал – достаточно, чтобы уже много раз оказаться мертвецом,

не действуй я столь хитроумно. Вышлите клоуна из комнаты. Это требует уединения.

– Маньифико, – произнесла Бейта, сделав жест рукой, и клоун без звука удалился.

Голос капитана звучал весомо и напряженно – и одновременно так тихо, что Торан и Бейта

подвинулись поближе. Вот что они услышали:

– Мул – проницательный делец. Достаточно проницательный, чтобы понимать, какими

преимуществами обладают магнетизм и блеск личного лидерства. Раз он отказался от них, у него есть

веская причина. Этой причиной должно быть то обстоятельство, что личный контакт с ним может

выявить нечто такое, чего никто ни при каких обстоятельствах не должен узнать.

Он отмахнулся от вопросов и продолжал скороговоркой:

– Я отправился на место его рождения и расспросил людей, которые долго не проживут,

поскольку обладают знаниями определенного рода. И так уже в живых остались немногие. Они

помнят ребенка, родившегося тридцать лет назад; смерть его матери; его странную юность. Мул – не

человеческое существо!

Оба его слушателя отпрянули, объятые ужасом от одних туманных намеков. Никто из них

толком ничего не понимал, но во фразе этой прозвучала явная угроза. Капитан продолжал:

– Он мутант и, как явствует из его дальнейшей карьеры, мутант весьма удачливый. Я не знаю,

является ли он в истинном смысле тем, что в боевиках именуется "сверхчеловеком"; но путь,

пройденный им за два года – от ничтожества до победителя военного диктатора Калгана – куда как

красноречив. Так вы видите опасность или нет? Разве в плане Селдона могла быть учтена

генетическая случайность, давшая Мулу непредсказуемые биологические возможности?

Бейта медленно проговорила:

– Я не могу поверить в это. Это какой-то усложненный трюк. Почему люди Мула не убили

нас? Ведь будь он сверхчеловеком, это им ничего бы не стоило.

– Я же говорю вам: я не знаю пределов его мутации. Возможно, он еще не готов к схватке с

Установлением и до поры предпочитает воздержаться от провокаций. Дайте-ка мне поговорить с

клоуном.

Капитан в упор рассматривал дрожащего Маньифико, который явно не доверял этому

большому, жесткому человеку.

Капитан начал не спеша:

– Видел ли ты Мула своими собственными глазами?

– Видел – и даже слишком хорошо, уважаемый господин. И ощущал тяжесть его руки на своем

теле.

– Я в этом не сомневался. Можешь ли ты описать его?

– Очень страшно припоминать его облик, уважаемый господин. Он – человек могучего

телосложения. Против него даже вы будете хлипковаты. Его волосы – жгуче-алые, и всей моей силой

и весом я не мог бы сдвинуть его руку даже на толщину волоса, – худенькая фигурка Маньифико

словно свернулась в единую мешанину рук и ног. – Часто, чтобы развлечь кого-либо из своих

генералов или себя самого, он поднимал меня, зацепив за пояс одним пальцем, на пугающую высоту,

и я должен был читать стихи. И только после двадцатого стиха он отпускал меня, а каждый из стихов

следовало импровизировать в правильном размере, иначе приходилось начинать сначала. Он человек

всеподавляющей мощи, уважаемый господин, и жестокий в употреблении своей мощи, – а его глаз,

уважаемый господин, никто не видит.

– Что? Как ты сказал?

– Он носит очки, уважаемый господин, очки престранного вида. Говорят, что они

непрозрачны, и что он видит благодаря могущественному волшебству, которое далеко превосходит