Айзек Азимов - Второе Установление

– Да, да. Теорему я знаю.

– Простите, Спикер. Совсем без математики едва ли можно обойтись. Во всяком случае,

согласно полученному результату усилия Установления не только начнут распыляться, но часть их

обратится против нас, причем весьма активно.

– У вас все?

– Остается еще один фактор, вероятность которого сравнительно низка…

– Очень хорошо. Какой же?

– Пока энергия Первого Установления была направлена только на создание Империи, пока их

единственными врагами были огромные махины, уцелевшие от прошлого, вполне очевидно, что их

занимали только физические науки. Но ныне, когда выяснилось, что новую и притом значительную

часть их окружения составляем мы, вполне можно ожидать перемен в их мировоззрении. Они могут

попытаться стать психологами…

– Эта перемена, – холодно произнес Первый Спикер, – уже имела место.

Губы Ученика сжались в бледную линию.

– Тогда все кончено. Вот оно, главное расхождение с Планом. Скажите, Спикер, знал бы я об

этом, живи я… живи я снаружи?

Первый Спикер серьезно сказал:

– Вы чувствуете обиду, мой юный друг, поскольку думали, что так хорошо разбираетесь во

многих вещах, но вдруг обнаружили, что кое-что важное и очевидное вам неизвестно. Полагая себя

одним из Властителей Галактики, вы внезапно осознали, что стоите на пороге уничтожения.

Естественно, ваше негодование будет обращено против той башни из слоновой кости, в которой вы

живете, против изоляции, в которой вы воспитывались, против теорий, служивших фундаментом

вашего обучения. Я некогда испытал то же чувство. Это нормально. Но, увы, на протяжении всей

вашей подготовки вам ни в коем случае нельзя было иметь прямых контактов с Галактикой; вы

должны были оставаться здесь, где все знания отфильтровываются для вас, где ваш разум тщательно

отшлифовывается. Мы могли бы продемонстрировать вам этот… этот частичный провал Плана еще

раньше и оградить вас от теперешнего потрясения, но тогда вы бы не осознали его значения в полной

мере – не то, что ныне. Итак, вы вообще не нашли решения проблемы?

Ученик покачал головой и безнадежно произнес:

– Никакого!

– Что ж, неудивительно. Тогда послушайте меня, молодой человек. Разработана определенная

методика действий, и мы следуем ей уже десять лет. Это необычный курс; но мы вынуждены его

придерживаться. Он включает малые вероятности, опасные предположения… Временами нам даже

приходится принимать в расчет индивидуальные реакции, поскольку это единственное, что

оставалось, а вы ведь хорошо знаете, что психостатистика по самой своей природе не имеет смысла,

будучи приложена к количеству людей, меньшему, нежели население целой планеты.

– И нам сопутствует успех? – выдохнул Ученик.

– Пока этого утверждать невозможно. Пока мы удерживаем ситуацию в состоянии

стабильности, – но, впервые за всю свою историю, План может быть уничтожен неожиданными

действиями одного индивида. Мы подправили до нужного состояния рассудки минимального числа

посторонних лиц; мы имеем своих агентов – но их действия запланированы заранее. Они не рискнут

импровизировать. Для вас это должно быть очевидным. И я не буду скрывать самого худшего: если

мы будем обнаружены здесь, в этом мире, будет уничтожен не только План, но и мы сами – я хочу

сказать, физически уничтожены. Так что, как видите, наше решение не так уж идеально.

– Но то немногое, что вы описали, звучит вообще не как решение, а как отчаянная попытка

угадать его.

– Нет. Скажем лучше, разумная попытка угадать.

– Когда же наступит кризис, Спикер? Когда мы будем знать, добились ли мы успеха?

– Без сомнения, до конца текущего года.

Подумав, Ученик кивнул и пожал Спикеру руку.

– Что ж, узнать все это было полезно.

Он круто повернулся и ушел.

Первый Спикер молча смотрел из постепенно приобретающего прозрачность окна, мимо

огромных строений, на спокойные, теснящиеся звезды.

Год пройдет быстро. Будет ли кто-либо из них, кто-либо из наследников Селдона, жив к тому

времени?

11. Безбилетница.

Прошло чуть более месяца, и можно было утверждать, что лето началось по-настоящему. То

есть началось в том смысле, что Хомир Мунн написал финансовый отчет за год, проследил, как

библиотекарь, присланный ему на замену правительством, разбирается во всех тонкостях

библиотечного дела – к примеру, человек, назначенный в прошлом году, никуда не годился, – и провел

необходимую подготовку к тому, чтобы его маленькая яхта "Юнимара", названная так в память о

нежном и таинственном эпизоде двадцатилетней давности, была извлечена из опутавшей ее за зиму

паутины.

Покидая Терминус, он был сердит и расстроен. Никто не провожал его в космопорту. Так

бывало и в прошлом, а значит, проводы выглядели бы ненатурально. Мунн отлично знал, что

необходимо сделать все, чтобы данное его путешествие никоим образом не отличалось от

предпринятых в прошлом, и все же в нем бродило смутное негодование. Он, Хомир Мунн, рискует

своей головой, совершая отчаянные, из ряда вон выходящие подвиги – и при этом должен лететь в

одиночестве.

По крайней мере, так он полагал.

Но именно ввиду ошибочности его мнения следующий день был отмечен смятением в равной

степени и на борту "Юнимары" и в загородном доме доктора Дарелла.

Вначале, если придерживаться точного хода событий, смятение поразило дом доктора Дарелла

при непосредственном участии служанки Поли, месячный отпуск которой ушел к этому времени в

далекое прошлое. Она сбежала по лестнице взбудораженная и едва способная связать пару слов.

Добрый доктор усадил ее, и Поли, тщетно пытаясь облечь свои эмоции в членораздельную

речь, в итоге протянула ему листок бумаги и какой-то небольшой кубический предмет. Он

недоуменно взял их и спросил:

– Что случилось, Поли?

– Она исчезла, доктор.

– Кто исчез?

– Аркадия!

– То есть как исчезла? Куда исчезла? О чем вы говорите?

Поли топнула ногой.

– Я не знаю. Она исчезла вместе с чемоданчиком и кое-чем из одежды, а осталось вот это

письмо. Почему вместо того, чтобы прочесть письмо, вы стоите как истукан? Ох уж эти мужчины!

Доктор Дарелл пожал плечами и раскрыл конверт. Письмо было кратким. За исключением

угловатой подписи "Аркади", листок был исписан изящным и плавным почерком транскрибера:

"Дорогой папочка!

У меня разорвалось бы сердце, если бы мне пришлось

прощаться с тобой лично. Я могла бы расплакаться как маленькая

девочка, и ты бы меня стыдился. Поэтому я пишу это письмо,

вместо того, чтобы прямо сказать, как мне будет недоставать тебя,