Василий Гунько - Богатым быть не вредно

Клоп обладал весьма примечательной чертой характера: он никогда не считал, сколько брал, но всегда записывал, кому и сколько давал. Давал он своему вышестоящему начальству, ибо был уверен, что иначе на его месте был бы другой. Давал своему знакомому врачу, который лечил его сразу от трех болезней: диабета, геморроя и склероза. Своему главному бухгалтеру он не давал принципиально, вместо этого он забронировал для него место на кладбище. Короче, давал Фердинанд Калистратович только в исключительных случаях, когда, как говорится, деваться было некуда. В остальных случаях только брал.

В настоящее время Клоп жил с женой Дорой Абрамовной и двумя внуками детьми-любимой и единственной дочери. Внуки жили чаще у него, чем в кооперативной квартире, которую он построил доченьке. Квартира Клопа была по проекту четырехкомнатная, по он сделал из нее пятикомнатную. В большой комнате стояла раздвижная перегородка, благодаря которой у него появился небольшой и уютный домашний кабинет, где он иногда скрывался от назойливых гостей. В случае чего, казалось ему, он сможет хотя бы на какое-то время спрятаться в своем кабинете и от компонентных органов.

Был у Клопа единственный друг Петя Шибчиков, с которым он мог всегда поговорить по душам. Петя жил почти по соседству и бывал у него чаще других. Работал он приемщиком утильсырья, хотя имел высшее гуманитарное и незаконченную кандидатскую. Забегая к Фердинанду по утрам на чашечку кофе, он часто рассказывал, как делать деньги из ничего.

- Ты знаешь, К-кло-оп, как делать бабки из мусора? - он ленился употреблять длинные слова, а некоторые короткие выговаривал с заиканием.

- Каждый делает их по-своему, - для людей подобного круга это была общеизвестная истина.

- Э, не скажи, К-ло-оп-п, не скажи... Слушай, ну зачем тебе такая длинная фамилия?

- А зачем тебе такой короткий ум? - сердился хозяин.

- Больно ты умен - всю жизнь кандычишь на подачках! Брать "парнусю" - и дурак сможет. Это же... унизительно!

- Зато почетно. Каждый жулик и вор тебе подчиняется. Вот они у меня где! - Клоп сжал руку в кулак и осторожно ударил им по столу.

- А какое ты имеешь право брать взятки, ты - заведующий мертвецами?!

- Ладно, мусорщик, о правах заговорил, - Фердинанд Калистратович выплюнул горячий кофе в чашку и с наслаждением продолжал хлебать. - Прав тот, у кого больше прав.

- Да, развели мы таких вот клопов на свою голову! - Петя в гневе выговаривал фамилию друга без заикания.

- Ладно, валяй собирать свой мусор! - на этом директор кладбища хотел поставить точку.

Но Петя не спешил уходить:

- Получать взятки - это же продавать совесть и честь. Это стать той же проституткой! У тебя не соображает чердак, как заработать самому, поэтому ты торгуешь своей совестью. Меня не купишь ни деньгами, ни лицемерными словами. Я могу заработать столько, сколько мне надо, но брать от других подачки - нет, никогда! Лучше - в прорубь, лучше - казнь, чем неуважение себя!

- Тебе лечиться надо. У меня есть "канал" - могу определить в психиатричку, - снисходительно посмеивался Клоп.

- Не смей своим грязным языком оскорблять меня! Мразь, гнилье, грязная скотина. Таких, как ты, нужно сжигать в пепел и не развеивать по ветру, а закапывать глубоко в землю, чтобы ни одно дерево, ни одна травинка не отравилась твоей плотью, - Шибчиков, конечно же, играл, но кое-что он высказывал от души.

- Ничего, нас многовато, всех не сожжешь. Пусть мы дураки, но мы еще долго будем диктовать свои условия и делать таких, как ты, неудачниками, а более сговорчивых заставлять кланяться себе. Так что ваше время еще не скоро придет, если оно вообще когда-нибудь придет, - Клоп ни на секунду не сомневался в своей правоте.

Шибчиков вздохнул, допил залпом кофе, поставил чашку вверх дном на блюдечко и быстро вышел.

После подобных ссор они обычно расставались на день или два. Но Петя пришел уже на следующий вечер, чем нарушил установленную традицию. И пришел не с пустыми руками.

Хотя Фердинанд Калистратович был очень самолюбив, но стоило Пете в знак извинения преподнести Клопу пять томов Анатоля Франса в отличном полиграфическом исполнении, как он бросился обнимать его. В таких случаях ему казалось, что перед ним унижаются, и он должен ответить благородным прощением.

- Спасибо, спасибо, дорогой, - повторял он раз за разом, - мелочь, но приятно.

Шибчиков знал, что делает: с Клопами, понимал он, лучше не портить отношений.

Случилось так, что в тот же вечер к Фердинанду Калистратовичу пришел в гости и его сотрудник Хамло Иван, бригадир гробокопателей. Это был угрюмый громадный человечище с бородой, ледяными глазами и ручищами, как лопаты. Голос, казалось бы, у него должен быть, как у человека-горы, но он обладал лишь колоратурным сопрано.

Появлялся Иван в доме Клопа один раз в месяц и в одно и то же время. Калистратович выпивал с ним по рюмке коньяку в своем кабинете, выкуривал по сигарете, принимал от него конверт с "наваром" и затем отпускал его любоваться своим аквариумом. А для Хамло это было единственным утешением в этом доме. Он и сам имел несколько аквариумов, но о таких уникальных рыбках, как у его начальника, мог только мечтать.

А через двадцать минут к Фердинанду Калистратовичу пожаловали и Хитроумов с Кукушкиным. Встретив такого важного гостя в своем скромном доме, Клоп даже на радостях прослезился:

- Всеволод Львович, позволь мне тебя обнять! Не верится, что ты - в моей скромной хибаре! - он прислонил свою лысую голову к груди Хитроумова и начал всхлипывать. - Если б ты знал, какой это праздник, какой это...

- Ладно, ладно, так я тебе и поверил! Я сам себе один раз в год верю, Всеволод Львович сначала мягко похлопал Клопа по спине, но когда близость этого плешивого человека ему стала неприятна, ударил его несколько раз по почкам.

Хозяин со стоном отскочил от него и, ухватившись за бок, побледнел от боли. Хитроумов самодовольно расхохотался:

- Ну что, ты меня уже не любишь?! Ладно, приглашай, пока мы не передумали... Фердинанд, ты же не баба, хватит тебе корчиться!

В квартире Клопа стояла приличная мебель, по это была кладовка по сравнению с квартирой Хитроумова. Да и сам Хитроумов выглядел франтом: он всегда носил джинсы или вельветовые брюки, имел модные рубашки, несколько кожаных финских курток и японских пиджаков. Клоп же был похож на старую развалину: рыхлые щеки, отвисший живот, линялые бегающие глазки.

После коньяка, выпитого вместе с гостями, хозяину квартиры полегчало. Сначала он мысленно выругал Хитроумова последними словами, затем вытер вспотевшие руки о неглаженные брюки и миролюбиво спросил:

- А помнишь, Львович, ты у меня хотел приобрести одну вещицу?

- Какую вещицу? Не помню...