Журнал «Если» - «Если», 2009 № 04

Мы уже почти дошли до нашего дома, когда я услышал знакомый топоток. Я обернулся, и Лёшка от неожиданности остановился. Он смотрел на Женю и, видимо, хотел что-то сказать. Я кивнул ему. Он густо покраснел, ковырнул сандалией асфальт и сорвался с места, спрятавшись за табачный киоск.

— Что это с ним? — удивилась Женя.

— Это я вчера его напугал.

— Каким образом?

— Заговорил с ним о вашей знакомой… ну, такая высокая, с нерусским именем.

— Рихеза?

— Да. Она что, немка?

— Нет, просто имя такое… — Она замолчала. Нет, она не была напугана. Она размышляла. — Знаешь, лучше не надо его о ней спрашивать. Лёша — мальчик несколько… заброшенный, никого у него нет…

— Это ты к чему?

— Дети ведь любят сочинять разное… Хотя он хороший мальчик, умный…

— К тебе в библиотеку ходит.

— Нет, он читать пока еще не очень любит, предпочитает, чтоб ему рассказывали.

— Нынешние дети вообще не слишком много читают.

— Это потому что у них есть компьютерные игрушки, видео. А если читают, то специальную литературу, что-нибудь техническое или по экономике. А Лёшке ничего такого взять негде.

Мы вошли во двор. Пора было прощаться. И я не находил, что еще сказать.

— Значит, работа в общем тебя устраивает?

— Работа как работа. — Она пожала плечами.

— А Рихеза… Она чем занимается?

— Рихеза? — Женя взяла у меня сумку. — Как тебе сказать… Уже у самого подъезда добавила: — Она нездешняя.

В тот день — точнее, шло уже к вечеру — меня впервые отпустила головная боль, изводившая весь месяц. Вероятно, я просто отвлекся. Но, несомненно, свою роль в том, что я почувствовал себя лучше и даже забыл о сваре с шефом, сыграла эта странная троица — Женя, мальчик и личность с непонятным именем и пока что не имеющая лица. Почему-то они представлялись мне все одновременно. Хотя поговорить я мог только с Женей. Я мог поговорить с ней в любое время. И это оставляло сознание удовлетворенности. Многим, вероятно, знакомо это чувство — то, что может что-то случиться, должно что-то случиться, и это зависит только от тебя.

Это от меня не зависело, но я тогда этого не знал.

В следующую неделю не случилось ничего, кроме того, что я наконец увидел Рихезу. Одну. Я хочу, чтобы меня верно поняли: мне не Рихеза была нужна, а событие — на то, что событие как-то связано с ней, соображения у меня хватило.

Вот как это произошло. Я возвращался домой часу в шестом. Было душно, как всегда, но не так жарко, как днем. Двор пустовал. Вот что я заметил уже потом: всякий раз, как приходила Рихеза, двор оказывался пустым.

Она сидела на скамейке. В той же позе. Смотрела куда-то мимо меня. Я сел рядом, то есть не рядом, а на ту же скамейку, на другой край. Кажется, она этого не заметила.

Я опять посмотрел на ее руки. Я уже говорил, что они были большие, но не толстые и не разбитые от работы, а как бы литые. Они могли показаться даже красивыми, но это была какая-то чисто функциональная красота. Глядя на ее руки, я решил, что должен обязательно заговорить с ней. Ничего не придумал и брякнул с ходу:

— Здравствуйте. Вы ведь Женина подруга, верно?

Она взглянула на меня и медленно кивнула. На немку она действительно не походила. Скорее уж, имелось сходство с римским портретом: крупный лоб с короткой светлой челкой, нос с заметной горбиной, твердый подбородок, крепкая шея — если бы это впечатление не перебивали совершенно по-азиатски широкие скулы и узкие раскосые глаза. Наружность не скажу, чтоб очень привлекательная, но запоминающаяся.

Она молчала, и я быстро продолжил:

— Я последнее время часто вас здесь вижу.

— Это потому, что скоро осень, — размеренно ответила она. У нее был низкий голос. В наших понятиях низкий голос обычно связывается со страстностью, но здесь всякая экспрессия была вынесена за скобки. Я бы этот голос даже назвал выключенным.

Занятый определением ее голоса, я оставил без внимания отсутствие логики в словах, которые этот голос произнес. Что говорить дальше, я тоже не знал и потому продолжил свою же фразу:

— С Женей и с мальчиком.

— Да.

— Ну, с Женей это понятно, а зачем пацаненок за вами таскается? — Я предполагал, что она оборвет меня, дескать, не лезь не в свое дело, но она молчала. — Тем более что он, кажется, боится взрослых…

— Нет.

— Ах, вот оно что… — Несмотря на односложность ее ответов, в них не чувствовалось преднамеренной грубости, стремления отвязаться от меня. Я ей не мешал. Она как будто прислушивалась к чему-то и попутно уже отвечала. — Значит, вы дружите втроем…

Продолжая прислушиваться, она сказала:

— Женя знает. Не все. Кое-что. Но сама. А у детей совсем другие, чем у вас, понятия о том, что может быть, а чего не может.

Тут-то и следовало ее по-настоящему спросить хотя бы о том, что означало это «у вас», но она сказала:

— Мне пора уходить.

Ничто не изменилось ни в лице ее, ни в глазах.

— Да, конечно, — пробормотал я.

— Мне пора уходить, — повторила она.

Идиот! Она же явно ждет, чтобы я ушел первым. По каким-то причинам она не желает демонстрировать свой уход.

Может быть, мне не стоило этого делать, но я поднялся и сказал:

— До свидания.

Она не ответила. Я не обиделся. Действительно, пришел, пристал к незнакомой девушке. Что она могла подумать?

Заложив руки в карманы, я направился к себе. Шел я не быстро, не медленно, как обычно. У самого подъезда не выдержал, обернулся. Почему-то я был уверен: она все еще сидит на скамейке. Но ее там не оказалось.

Вся эта таинственность уже начинала угнетать, и я решил наконец осуществить свое намерение расспросить Женю. Туманная реплика Рихезы насчет того, что «она знает», поддерживала меня в этом. Но как? Пойти к ней домой, хоть мы и соседи, казалось мне неудобным. Телефона у нее не было (у меня, впрочем, тоже). Что Женя сейчас дома, я не сомневался. Даже если отпуск у нее кончился. Работу она заканчивала часов в пять. И я уже заметил, что, кроме как по делам с Рихезой, она никуда не отлучалась. А Рихеза ушла. Поэтому я удивился, увидев, как Женя бежит к дому. Была половина девятого. Я стоял у окна и курил, а она, как сказано, бежала. Я незамедлительно спустился вниз. На этот раз у нее в руках тоже была сумка, только маленькая.

— Привет! Откуда?

— Из аптеки. У мамы нехорошо с сердцем, ну я и бегала…

— А я сегодня разговаривал с Рихезой. Она не остановилась.

— Подожди. Я к маме. Не сердись. Подожди тут, ладно? Она вернулась минут через двадцать.

— Как мама?

— Лучше… — Женя вздохнула, оглядев двор. — Хорошо, что сегодня по телевизору очередная серия и никого нет. А то…

— Что?

— Так. Ты сказал, что говорил с Рихезой? — Да.

— Она сама с тобой заговорила?

— Нет. Это я. Подошел и обратился.

Женя кивнула, очевидно, раздумывая над моими словами.