Журнал «Если» - «Если», 2009 № 03

Он молчит, а я говорю:

— Вы меня что, в спецагенты вербовать намылились, а, Никита Петрович?

Тот хихикнул, якобы весело.

— Да я так просто заглянул. Поболтать по-приятельски. На тебя посмотреть.

— Что, совесть гложет?

— Не без этого, — опять-таки якобы весело согласился спецагент. — Не без этого. Но совесть, она ведь такая штука — погложет-погложет и перестанет. С ней еще лучше, чем с американцами, можно договориться. А я все-таки государственный человек, справляю как-никак государственную пользу. Так что это просто визит вежливости, да и узнать, может, надо чего — я ведь хотя и расшифровался, но и по снабжению нагрузку несу, некому передать такое сложное дело.

И начал болтать. Мне из-за моего одиночества даже такая болтовня была по душе. Болтал о том, что на Земле делается, о своей дочке рассказал и о ее первом ухажере в подробностях, о том, что американцы пытаются выбраться из кризиса, но пока не очень успешно, хотя исчезновение дьяволов сыграло им на руку. Про европейцев рассказал — они на своей базе нашли что-то там такое очень интересное, но не дьяволов, — про нас тоже, что благодаря усилиям капитана и лично Никиты Петровича, которого все сейчас еще ненавидят, но уже уважают, кризис потихоньку сходит на нет, обвинение в групповом алкоголизме снято — слишком оно многим там (указательный палец вниз) невыгодно, так что сейчас в баре все опять пьют, но в меру, в меру, не больше законных ста пятидесяти граммов. Намек я понял и тут же полез в холодильник. Что про меня? Меня жалеют, но и рады в то же время, что я изолирован, потому как агент влияния.

Тут я его вопросом прервал.

— Никита Петрович, — говорю, — ведь вы же умный человек…

— Стоп! — сказал Никита Петрович и поднял указательный палец кверху. — Никому так не говорите. Это по сути оскорбление. Сказать «ведь вы же умный человек» — это всего лишь самый вежливый способ назвать человека дураком.

И рассмеялся, без всяких якобы.

Я досадливо отмахнулся от бородатой шутки.

— Я не про то. Я про то, что неужели вы, умный человек, всерьез можете верить в эту чушь с дурным влиянием дьяволов и агентами их влияния?

— Дело не в том, верю я или не верю, — ответил он. — Дело в том, верят ли в это там, внизу? А там, можно сказать, что и не верят. Да и как можно поверить во влияние дьяволов, если дьяволов-то и нет?

— Но они же есть!

— Есть, а как же! Бродят по утрам редкие одиночки, феномены природы, так они и раньше бродили. Очень поэтично и впечатляет. Но не более того.

— А как вы думаете, кому понадобилось, чтобы дьяволов не было? Ведь сами ж себя ограбили. Такое открытие загубили! Ведь действительно — громадный урон престижу.

Подумав, Никита Петрович заговорил — уже на полном серьезе.

— Знаете, Серёжа, я по должности человек информированный, но тут могу только строить предположения, пусть даже и обоснованные. Я думаю, Серёжа, что тут столкнулись две, а то и три силы, каждая из которых всю славу открытия дьяволов хотела присвоить себе. Да вы помните, я рассказывал, еще насчет промоушена намекал. Ребята со всех сторон оказались упорными, целую войну развязали. Полетели головы, стали рушиться корпорации, а уж когда и рубль начал падать, то войну было велено прекратить. А с дьяволами поступили по принципу «так не доставайся же ты никому».

— И вы уже давно это знали?

— Знать не знал, но видел, к чему идет. Вот так-то. А вы — ах, урон, ах, урон! А урон этот ваш никому абсолютно не интересен.

Вскоре он ушел.

Я думаю, после того что случилось, дьяволы никогда не вернутся к людям. Мы будем по-прежнему осваивать Марс, по-прежнему будем искать на нем следы хоть какой-нибудь жизни, а они станут уходить оттуда, где мы будем ставить свои новые базы. Может быть, они попытаются мешать нам, как помешали Володьке Смешнову включить импульсный генератор, но это им не поможет, и они исчезнут в конце концов. Они ничего не строят, они рождаются из песка и в песок превращаются. Они не оставляют следов, и ни один археолог никогда не сможет сказать: «Смотрите, я нашел следы жизни разумных песчаных дьяволов!» И все потому, что какие-то два-три высокопоставленных ублюдка не смогли разделить между собой славу их открытия.

Часто, устав от телевизора или чтения книг, я закрываю глаза и вызываю картинку с портретом моего дьяволенка. Вполне земная картинка, ничего марсианского. Удивительно в ней то, что она неподвластна ни времени, ни процессу оскудения памяти: она всегда свежа, ярка и всегда по первому зову является передо мной — вся до мельчайших подробностей. Смотреть на нее — радость, хотя, казалось бы, что там смотреть. Обыкновенный земной чертенок. Только с Марса.

Увидев трупы, Март Уайлдспринг, не мешкая, рванулся на ракетной тяге прямо к ним сквозь сумрачное пространство могильника. Нацелился-то он на ближайшего, но из-за плохой координации маневровых движков скафандра промахнулся и врезался в третьего по счету, намертво в него вцепился и перекатился вместе с ним так, чтобы покойник прикрывал его сверху.

Март ожидал обстрела, но града пуль не последовало, вместо этого из неприметной расселины в стене вылетело зазубренное вращающееся лезвие. Если бы оно зацепило Марта, то рассекло бы скафандр примерно в районе талии.

Конечно, смерть от удушья быстрая, замерзнуть просто не успеешь. Мысль эта слабо утешала Марта, пока он укрывался под вымороженным до полной сухости телом мертвеца, стараясь при этом не глядеть ему в глаза.

Как много успел заснять цифровик? Марту хотелось поскрести подбородок, что он всегда делал в задумчивости, но шлем не позволял. Явно недостаточно. Можно было бы создать более или менее достоверную имитацию человека, чтобы обмануть механизм, вернуться с ней и…

Или использовать один из этих трупов.

Вспомни, о, Пресвятая Дева Мария, что доселе не ведомо случая…

Полузабытые слова возвращались в память медленно, неуверенно.

… чтобы кто-либо прибегающий к Твоей защите, взывающий к Тебе о помощи или взыскующий Твоего заступничества остался без ответа.

Там были еще какие-то слова, но Март их забыл. Он вздохнул, покашлял, прочищая горло, и щелкнул переключателем записывающего устройства: «Мемориалы могут быть опасны, как, например, вот этот. Я уже тебе говорил, что нынешний невелик. Самый большой, который мы обозначили как Номер Девятнадцать, находится на астероиде, диаметр которого раз в десять превышает этот, а следовательно, объем внутреннего пространства у него может оказаться в тысячу раз большим. Честно говоря, я его боюсь. Предлагаю заняться им напоследок».