Леонид Панасенко - Небесная лыжница

Он попробовал подняться и захлебнулся болью. Тело конвульсивно дернулось — Роберт, упираясь коленями, прополз немного вниз по склону и упал без сил. Боль гнездилась во всем теле, источив его, будто жук-короед дерево. Особенно трудно было дышать. Казалось, в груди засел клубок колючей проволоки: при каждом вдохе колючки вонзались там в нечто нежное и растерзанное.

Во что бы то ни стало надо было спуститься к Западне.

Там погибель, а значит — спасение. От всех страданий и мук, от безысходности его нелепой жизни.

Он хотел сплюнуть, но слюна слабо запузырилась на губах, и он уткнулся лицом в жесткую траву. Только теперь какой-то клеточкой мозга Роберт осознал, что он не стонет, а мычит: громко, при каждом выдохе.

«Когда-то с тобой уже так было...» — шепнула все та же клеточка.

Роберт с тоской смотрел, как неуклюже ворочается среди пылающих деревьев аспидно-черный Змей. Плазменный червь все еще околачивался возле шахты подземной электростанции. Он заметно ослаб, пробиваясь на волю сквозь толщу бетона, и был страшно голоден. На фоне сожженной травы Змей сиял первозданной тьмой, которую уже постепенно поглощало облако инея. Змей насыщался, заглатывая все подряд — солнечную энергию, тепло, радиоволны, перед тем как вновь взорваться выбросом, истратить себя. Надо во что бы то ни стало подползти к нему поближе. А может, смилостивится сам. Змей: повернет в его сторону, приблизится к нему, своему хозяину? О, тогда все будет просто. Вспыхнут сухая трава и обломки планера, уйдет боль. А главное, сгинет память, покинет это полумертвое тело. Превратится в ясный огонь.

«Когда-то с тобой уже так было. Похоже... — настойчиво повторила клеточка. — Помнишь, ты от нечего делать поехал с альпинистами в Кордильеры... Это было лет десять назад. На зимнее восхождение. Помнишь? Ты случайно сорвался на снежном склоне, уже на спуске, на подходе к низкорослым сосенкам. Да, тогда тебя тоже хорошенько шмякнуло. Вот почему тебе знакома эта боль... Правда, ты тогда не искал смерти... Это твоя четвертая боль, Роберт. Две драки в колледже, случай в горах и вот сейчас. Хотя, похоже, тебе скоро станет легче...»

«Нет! — мысленно воскликнул он. — Только не сейчас. Еще немножко. Я должен дождаться... Дождаться, пока Змей не сожрет все, что ему полагается... И почему все время Роберт и Роберт? Меня зовут иначе. Это кличка, глупый псевдоним — не более. Меня зовут...»

Он так и не смог вспомнить свое настоящее имя.

С некоторым удовлетворением Роберт подумал, что провалы в памяти, наверное, условный сигнал для мозга. Пора, мол... А еще он подумал:

«Хорошо как. В небе все началось, в небе и кончилось. А умирают все одинаково — на земле. И Бланка, и я...»

Он как будто вновь увидел ее. Улыбнулся, потянулся к девушке. Ведь настоящая жизнь для него началась только после встречи с Бланкой, несколько недель назад. Началась и уместилась вся без остатка в эти несколько недель. А раз так, то и вспоминать было почти нечего. Уж больно короткой получилась жизнь.

Роберт полулежал в кресле и тупо смотрел в иллюминатор. Его подташнивало, и он время от времени прикладывался к термосу с ледяным кофе. Кофе помогал слабо.

«И надо же было вчера так надраться», — Роберт поморщился. В нем бродило беспричинное раздражение. Бродило и не находило выхода. В этом дурацком загримированном под пассажирский самолете не было даже с кем поругаться.

Самолет-лаборатория шел ровно. В пустом салоне тускло светились приборные щитки да изредка позвякивал коньячный прибор посреди овального стола для экстренных совещаний, «мозговых атак» и всякой прочей ерунды, которой нормальные люди занимаются исключительно на земле.

«Хоть бы Хьюза черт в компанию послал, — подумал Роберт и сам себя похвалил за шутку. — Ну кто еще может послать Хьюза в компанию?»

Представив почтительно-наглую физиономию полковника, он невольно покосился в сторону стопки гигиенических пакетов. «Да, Хьюз — не мятный леденец. Зато парочка словесных дуэлей с ним — и ты уже в рабочей форме. Желчь кипит, а разъяренный мозг, как кошка, взлетает на любой забор из формул. Даже самых колючих...»

Полуторачасовое воздушное путешествие близилось к концу. В разрыве туч мелькнула кромка океана, буро-зеленая масса Опухоли (так называли место испытания генной бомбы), рябая, если смотреть сверху, солончаковая степь. Теперь еще двадцать минут полета — и встречай, Западня, своего шефа по научным вопросам.

Луч солнца защекотал ему щеку, Роберт повернулся к иллюминатору. Впереди и везде сияло небо. Особой прозрачности и голубизны, чуть выцветшее от обилия света. А под крылом расстилалась бескрайняя равнина облаков.

«Какие там облака, — улыбнулся про себя Роберт, прищуривая глаза от белого блеска. — Просто поле. Заснеженное поле. Вон и сугробы, и ветер поземку метет — космы развесил. А вот и наша тень. Тень самолета на снежной целине. Там, где тень, там и твердь. О, это уже смахивает не на поземку, а на настоящую вьюгу...»

И в этот миг он увидел... лыжницу!

Девушка в черном свитере и старых джинсах внезапно выскочила из-за холма облака и, увидев перед собой стальную птицу, испуганно метнулась в сторону.

— О господи! — воскликнул Роберт. Он схватил бинокль, бросился к другому иллюминатору. Наваждение не исчезло. Теперь он успел разглядеть даже смуглое лицо беглянки, дрожащие от растерянности губы, смоляные волосы, туго стянутые на затылке. Заметил он и ее «лыжи» — какие-то примитивные конструкции из двух согнутых палочек или трубок, обтянутые то ли пленкой, то ли тонкой тканью. Скорее всего это были вовсе не лыжи, а ласты, потому что девушка не скользила на них, а резко и сильно отталкивалась, будто ныряльщик, стремящийся поскорее уйти в глубину.

И она ушла. Нырнула в белое кипение облаков — и исчезла.

Роберт потряс похмельной головой, зажмурил и вновь открыл глаза. Что это? Что это было? Новый вид спорта? Ведьма? А может, белая горячка?

Первой, кого он встретил в административном корпусе, была Эвелина.

— Шеф. — Она легко остановила Роберта, заслонив своим крупным телом чуть ли не половину коридора. — Вашу ручку, шеф. Не забудьте — послезавтра плановый осмотр.

Пульс Эвелина считала смешно и непосредственно: рот полуоткрыт, а губы чуть вздрагивают — как бы в такт ритму чужого сердца.

— Ты увлекаешься, крошка, — сказал Роберт. Ему вновь почему-то стало муторно. — Ночью надо все же время от времени спать. Тем более, что на прошлой неделе у тебя была великолепная возможность изучить мой организм. Р-р-разносторонне. Неужто ночи не хватило?

— Вы несносны, Роберт, — Эвелина засмеялась. — Я серьезно. Не забывайте, что ваше здоровье — одна из статей моего скромного дохода. Причем главная. Так что вам еще нужно пожить хотя бы в порядке одолжения. За все мои... заботы.