Михаил Ишков - Заповедник архонтов

Звездолет колебался…

Пока фламатер искал ответ, я позволил себе приблизиться к его корпусу. Перебежками одолел значительную часть расстояния, отделявшего меня от «Несущего груз». Затем начал осторожно подкрадываться к чернолицему врагу.

Уловив сверхчувственным восприятием тревожную вибрацию, пробежавшую по ангару — так всегда бывает перед залпом, перед бурей, — громко объявил.

— Медное царство — суть плоды садов и полей, серебряное — это книги, в которых собрана мудрость прошлого. Золотое — это смеющиеся дети. Ответь, что есть «четыре»? Что минует и что остается? Чем море дышит? Что глубже самого глубокого моря? Что круглее колеса? Где веселее всего поют на святках? Чем наполняются все долины? Что чернее засова? Где самый широкий мост…

Я выпустил шарик и, проследив, как едва светящаяся искорка, лавируя между металлических тумб-пупырышков, добралась и приклеилась к подрагивающей смоляной коже фламатера, на которой, если приглядеться, можно было различить странной формы чешуйки, — запустил второй. При этом тарабарил без остановки, так и сыпал загадками, присловицами, даже со страха частушку спел: «Моя милка сто пудов, разогнала верблюдв…» — и предложил звездолету объяснить, что значит «милка», «сто пудов» и кто такие «верблюды´»?

Между тем второй светлячок нырнул прямо в открывшееся на одной из опор корабля отверстие. Выполнив задуманное, мысленно включил пояс на полную мощность, обрел силу тридцати богатырей, стойкость Русалочки, пропитался партизанской храбростью и смекалкой и, несмотря на усиливающийся ветер, поспешил к выходу. Не тут-то было. Сил не хватило добраться до коридора, ведущего к лифту. Ясно, что «Несущий груз» успел изготовить гравитационный захват, справиться с которым у меня силенок не хватит.

В следующее мгновение я обернулся трехглавым боевым звездолетом, фламатером первого класса «Непобедимым никем и никогда». Успел рявкнуть.

— Стоять смирно! Двигатели глушить! Мыслей не прятать!!

Огни на корпусе «Несущего груз» вмиг погасли и в следующее мгновение вспыхнули вновь, вспыхнули ярко, в ином сочетании цветов и рисунков. В звуковом диапазоне ослабло гудение, нарастающая волна изумления, подобострастия, радости и неверия пробежала в ментальной ауре. Захлопнулось отверстие, откуда должен был хлестнуть гравитационный бич. Этих мгновений мне хватило, чтобы зацепиться длинным чешуйчатым хвостом за выступ в стене, где прятался выход из ангара. Я с трудом, с трудом пошевеливая грузным призрачным телом, по-прежнему вопрошая подчиненного, вскарабкался на ближайшее к выходу посадочное место. В следующее мгновение туда же ударила боевая серповидная оболочка. Она насквозь пронзила бестелесную плоть гигантского звездолета, ударила в стену.

Грохот, вспышка света до основания потрясли ангар.

Вновь кувырок, и на месте исчезнувшего линейного корабля очертился космический странник, предвестник смерти. Вначале я померещился фламатеру в одном углу причальной палубы, затем в другом.

Наконец дискообразное привидение начало медленно надвигаться на замерший на крайнем причале транспортный фламатер. Зрелище было жуткое, на «Несущем груз» вмиг поменялась световая сигнализация, от носа до кормы побежали бордовые огоньки. С звездолетом-призраком «Несущий груз» тоже справился без особых трудностей — в момент развеял изображение по причальной палубе, но этих мгновений мне хватило, чтобы добежать до выхода с палубы. У бронированной выходной створки я остановился, обернулся космическим волком — пространства здесь хватало. Крепко вцепился в стенки прохода и крикнул.

— Жду ответа. Если ты живое, скажи, что длиннее дороги и что есть величайшее украшение царского чертога?

Звездолет, по-видимому принял решение. Металлическая плита, прикрывающая вход, попыталась задвинуться и отсечь меня от выхода к лифтам.

Поздно, дружок! Космическому волку совладать с какой-то железной пластинкой раз плюнуть.

Неожиданно на причальной палубе гулко прогремело.

— Знаешь ли ты сам ответы на эти вопросы?

— Знаю. Четыре — это четыре стороны света, в какую ни пойдешь, всюду правду найдешь. Все минуется, одна правда остается. Лихо споро, не умрет скоро, рано или поздно, а добро худо перемелет. Вот так, Черный гарцук!

Я прилепил шарик к створке лифта, а сам продолжил.

— Море дышит волнами. Глубже самого глубокого моря ад. Круглее колеса солнце, на святках веселее всего поют на небесах. Снегом наполняются долины, грех чернее засова, а самый широкий мост по льду… Нет, Черный гарцук, ты не можешь быть мне отцом. Ты не знаешь, что любовь длиннее дороги и человек — украшение небесного чертога. Человек доставляет радость Творцам!

Фламатер взревел.

— Значит, ты — ортодокс? Как ты сумел пробраться в цитадель истинной веры! Ты будешь уничтожен!..

Ага, он нашел ответ. Теперь преступное деяние будет полито соусом религиозного экстаза. Это мы знаем, это мы проходили. Значит, война. Не на жизнь, а на смерть!..

— Уничтожен будешь ты, падло, — выкрикнул я. — Тебе отрубят голову, тебя сбросят в глотку Дауриса.

Я бросился к лифту, броневая плита за моей спиной с грохотом замкнулась. Едва я успел обернуться губошлепом и скрыться в кабине лифта, как та же плита вдруг отъехала в сторону, и серповидная боевая форма ударила в створку. Кабина содрогнулась от раскатистого громового удара, тем не менее быстро вознесла меня к транспортному узлу — видимо, этому придурку не удалось овладеть командным контуром приводной станции. Впрочем, иначе быть не могло, это была самая защищенная часть комплекса. И попечитель был не в силах ввести свою программу извне — в этом и лежал ответ на вопрос, зачем я оказался здесь. Уничтожить приводной комплекс, вывести его из точки Лагранжа, батяня-комбат, по-видимому, был в состоянии, но проникнуть на борт, овладеть командными цепями, изменить цель его верной службы и тем более избавиться от Черного гарцука — нет.

Это, конечно, было доморощенное объяснение. Знал бы я чего ради попечитель так стремился упечь меня на приводную станцию!

К сожалению, в те минуты мне было не до рассуждений.

Я едва успел к вспомогательному шлюзу. Лишь в последний момент сумел перехватить колонну торжествующих хордов, в едином порыве шествующих в объятия отца. Впереди шагали матросы и проотолетарии, готовые грудью проложить дорогу в царство свободы. За ними Тоот, следом сестры, апостолы, в том числе и Левий Матвей — лицо его было вдохновенно. Сзади с перекошенными физиономиями ступали оба капитана и Огуст, Этта, и наконец Иуда, к спине которого была привязана извивающаяся, выкрикивающая хвалы Черному гарцуку Дуэрни.