Николай Симонов - Солнцеворот

Когда они вернулись к костру, Павлов понял, что он забыл про ведро, в котором прошлой ночью коптил грудинку. От копоти ведро стало совсем черным и напоминало обугленный пень. Он также забыл про пустую бутылку из-под "Столичной" и граненый стака, которые остались в типи. Рико и Люк сказали ему, что они голодны и попросили поесть. Павлов предложил им свинину, которую он приготовил, когда мальчики спали.

III

Солнце склонилось к закату, когда на стоянке Белохвостого Оленя действительно появились гости, которых они не ждали. В восприятии Павлова они выросли, как из земли, хотя, на самом деле, пришли через болото со стороны леса. Это был боевой отряд племени аборигенов, которые назвали себя кайяпо.

Их было семеро. Все они были чем-то похожи друг на друга: смуглые, бородатые, с широкими скулами и приплюснутыми носами. Одежда их по фасону и материалу мало отличалась от той, которая была на Павлове. Через плечо на ремешках у них висели кожаные сумки и колчаны со стрелами, волосы были подобраны и подвязаны кожаными ремешками. Воины были вооружены луками, копьями и топорами, напоминающими индейские томагавки.

Среди них явно доминировали два рослых мужика с головными уборами из перьев. Они деловито осмотрели поляну и дали команду на привал. Два воина продолжали осмотр местности, пять воинов расположились вокруг костра. Один из них прилег, четверо присели на корточки, распалили и пустили по кругу трубку с длинным деревянным мундштуком. То, что они курили не табак, Павлов понял сразу, как только уловил запах растительного зелья.

— Марихуана, — подумал он и, наверное, не ошибся.

Язык, на котором разговаривали аборигены, был явно не орландским. Но среди них оказался молодой воин, который мог объясняться по-орландски. Он то и вступил с Павловым в переговоры.

Павлов объяснил переводчику, как его зовут и, изображая крайнее огорчение, сообщил, что он и его братья потеряли своих родителей и родственников в результате наводнения. Переводчик передал его слова вожакам, которые с пониманием закивали головами и что-то сказали. Павлов даже без перевода понял, что они ему очень сочувствуют. Павлов сказал переводчику, что вчера на рассвете убил у водопоя свинью и предложил гостям перекусить. От его предложения вожаки вежливо отказались, поскольку, по словам переводчика, только недавно поели.

Туземец назвал Павлову свое имя, которое в переводе на орландский означало "медвежонок". Назвал он и имена своих вожаков: Отважный Вепрь и Зоркий Глаз. Павлов поинтересовался у Медвежонка, куда они направляются. Тот немного замялся, но потом сообщил, что стихийное бедствие (землетрясение и наводнение) заставило племя покинуть обжитые места, и в настоящее время его сородичи на лодках и плотах сплавляются вниз по реке, которая протекает в лесу за болотом. Там его сородичи остановились на ночлег и начали сооружать походные жилища. А потом Зоркий Глаз, забравшись на высокое дерево, увидел дым со стороны заката Солнца, собрал воинов и пошел проверить, кто находится поблизости от их лагеря. Может, их злейшие враги хунхузы или кто другой.

Услышав свое имя, в разговор вступил Зоркий Глаз, который успокоил Павлова заявлением о том, что кайяпо не причинят ему никакого вреда, потому что между кайяпо и орландами существует договор о мире, который до сих пор ни одна из сторон не нарушала. Он также сделал Павлову предложение следовать "по тропе жизни" вместе с ними, принять его и его братьев в свою семью и даже выдать за него замуж одну из его сестер, которая еще не рожала.

Павлов вежливо поблагодарил туземца, сказав, что он польщен его предложением, но воспользоваться им не может, пока у него есть надежда увидеть своих родственников живыми. Когда Медвежонок перевел его слова, Зоркий Глаз даже прослезился и высморкался. Потом он что-то сказал Отважному Вепрю, который в ответ кивнул головой и отдал приказ о возвращении отряда к месту дислокации племени.

Кайяпо ушли, захватив с собой эмалированный чайник и одного из щенков. Медвежонок предложил Павлову за это в обмен свой топор с кремневым лезвием и бронзовое височное кольцо для украшения прически. Возражать было бесполезно. Рико и Люк не выдержали и убежали в типи, где дали волю своим слезам.

После визита кайяпо Павлов долго не мог успокоиться, представляя себе, что было бы, если бы туземцы увидели на стоянке Белохвостого Оленя другие металлические изделия. За время своего короткого привала кайяпо успели осмотреть и обшарить, кажется, все, что вызывало у них интерес; тайком стибрили граненый стакан, пустую бутылку из-под "Столичной" и его охотничью сумку. Они даже на черный камень в центре поляны после короткого совещания, зачем-то, разом, помочились.

Павлов позвал Рико и Люка. Пацаны уже проревелись, и он предложил им вместе с ним перед сном прогуляться по берегу реки. Далеко они не отходили. Понаблюдали за пролетающими мимо них стаями птиц и полюбовались на закат солнца. Потом Павлов спустился к воде и наполнил бурдюки водой.

Они вернулись на стоянку, перекусили жареной свининой и занялись заготовкой дров для домашнего очага. Рубить ветки каменным топором показалось Павлову куда как менее эффективно, чем железным, но, наученный опытом, он понимал, что раскапывать тайник возле черного камня пока преждевременно. Павлов развел в очаге костер и предложил Рико и Люку готовиться ко сну.

Пацаны стали было раздеваться, но, вдруг, насторожились. Павлов спросил у них, в чем дело, но потом и сам услышал чьи-то, отдаленно прозвучавшие, крики. Он схватил копье, выбежал наружу и прислушался. Голоса звучали со стороны реки. Он даже смог различить отдельные слова:

— Эй! Белохвостые, помогите! Мы тонем!

Рико и Люк тоже выбрались из типи, радостно запрыгали и закричали:

— Наши! Наши! Наши!

И они втроем побежали к реке. Там, где была причалена их лодка, они увидел плот, на котором находились три человека. Павлов закричал им по-орландски:

— Пересаживайтесь в лодку и по веревке, которую я вам скину, забирайтесь на берег! Я буду вам помогать!

Первым делом, Павлов, слегка натужившись, вытащил на берег белобрысую девицу с двумя косицами, одетую в комбинезон, украшенный бахромой и вышивкой. Выбравшись на берег, она обессилено упала на траву. Во второй раз Павлову пришлось сильно потрудиться, поскольку вытягивать пришлось не сорокакилограммовую, а, по крайней мере, в два раза толще, особу женского пола. Эта дама, поднявшись на берег, тоже не проявила желания встать на ноги.

— Батюшки мои! — подумал Павлов, взглянув на нее, — если переодеть ее в сарафан — вылитая кустодиевская купчиха!

В третий раз трудиться ему вообще не пришлось. На берег по веревке самостоятельно выбрался не то юноша, не то девушка, причем, не один (одна), а с малолетним ребенком за спиной. Белокурые волосы туземца, собранные в хвост, были мокрыми, с одежды мужского покроя (похожие на лосины штаны и короткая куртка с капюшоном) стекала вода. Обнаружив ловкость при подъеме на крутой склон, туземец не только не проявил усталости, а, вытащив на берег привязанный за конец веревки рюкзак, стал приводить в чувство своих сородичей.