Коллектив авторов - Полдень, XXI век (февраль 2011)

Так не является ли сохранение проволочника в Японии следствием некоего тайного, но вполне обоснованного решения на самом верху, даже не на правительственном, а на императорском уровне? За границей с ним практически покончено, случаи заболеваний регистрируются редко, количество умерших вообще исчисляется единицами, и только у нас он остается неразрешимой проблемой. Возможно ли, что ценой тысяч ежегодных жертв страна сохраняет независимость, будучи не в силах отстаивать ее военным путем?

В свое время мне приходилось читать о подобном явлении в мире природы: один из видов обычной тли не включает иммунную защиту и не борется с некоторыми условно-патогенными для него бактериями, потому что лишь они способны предотвратить нападение ос-паразитов, откладывающих в тлей личинки, способные выжрать их изнутри. Не является ли проволочник такой защитой для страны – опасной, но спасающей от еще большей опасности, убивающей малую часть сынов и дочерей Ямато, но сохраняющей саму Страну восходящего солнца? Что для нее страшней: мирно прозябать на задворках Азии, не будучи интересной для бесконечно конфликтующих между собой могучих держав, или попытаться пробиться в их ряды, заимствуя технологии, а с ними и чуждый жизненный уклад, религию и философию? Останется ли в таком случае императорская Япония императорской? Не уподобимся ли мы китайцам, забывшим свои традиции и расползающимся по всему миру, чтобы работать на чужих полях и чужих заводах?

Пожалуй, эта гипотеза объясняла все наилучшим образом. И даже искусственное выделение в отечественной паразитологии группы «венерических», хотя включалось в нее лишь одно заболевание – проволочником, тоже заняло подобающее место в стройной картине. Ничто не способствует столь легкому снятию всякой вины с государства, как отнесение некой проблемы к следствию порочности самой человеческой природы. Общество охотно верит, что наркоманы и алкоголики, сифилитики и больные проволочником расплачиваются своим печальным состоянием за собственные грехи. Не будучи в силах решить задачу радикально и окончательно, оно брезгливо дистанцируется от нее, отворачиваясь и зажимая нос. Свалить вину на самого потерпевшего – что может быть логичнее и проще? В конце концов, даже изнасилованные и ограбленные выслушивают упреки в пренебрежении безопасностью и провоцировании насильников на преступления своим видом или поведением. «Сами виноваты!» – вот и все, что говорит (и предпочитает думать) любое правительство, отметая всякие упреки в свой адрес на недостаточное внимание к вопросам медицины, воспитания или охраны порядка. Была бы возможность, оно – государство – и эпидемии чумы с холерой и оспой списывало бы на общее падение нравов, нежелание людей мыть руки перед едой и избыточную тягу к общению…

Голова, отвыкшая за последнее время думать много и напряженно, запустила охранительное торможение, смешав цепочку логических рассуждений с фантасмагорическими картинами накатывающейся дремоты. Уже возникали в ней неясные, туманные образы огромных дредноутов, вроде тех, что приходилось видеть в гавани Иокогамы, но эти шли не под звездно-полосатыми или андреевскими флагами, не под британским «Юнион Джеком», а под японским Хиномару. И били из длинных орудий, приседая в зеленовато-серые волны, горели, взрывались и тонули. И почему-то вспомнился пролив Цусима и Порт-Морсби (какое отношение имеет Япония к Новой Гвинее?), и скользнули таинственными холодными рыбинами названия «Жемчужная гавань» и «Середина пути» [22], чтобы уйти в глубину густеющего сна – и противиться ему не было сил и желания…

Очнулся же я от громкой ругани нескольких человек почти под самым ухом. Скатившись с футона на татами, я охнул – полоски пластыря, державшие повязку на воспалившейся ране голени, оторвались вместе с волосами. Но уже через секунду стало не до этого. Прошипев встревоженно приподнявшейся на локте Юрико: «Лежи тихо! Что бы ни случилось – не вставай!», я на четвереньках – крадущейся к воробью кошкой – направился в прихожую, где и устроился, прижав ухо к двери.

На площадке перед квартирой были по меньшей мере три человека. Одного я узнал по визгливому голосу, это был управляющий нашего дома по фамилии Тобэ. Второй мне был незнаком, и даже после попытки разглядеть что-либо, происходящее снаружи сквозь замочную скважину, и увидев при этом лишь широкую спину в синей хаори [23], я так и не понял, кто это. Зато третьего, с фанерным чемоданчиком, в зеленой униформе и фуражке, я вычислил безошибочно – электрик из аварийной службы.

– Вы же видите: счетчик крутится! – визжал Тобэ, даже не пытаясь говорить тише.

– И что? – бубнил тот, что в хаори. – Может, он просто лампочку забыл выключить в туалете?

– …плитку или утюг? – снова проголосил управляющий, но первой половины фразы я не расслышал, потому что люди на площадке все время двигались, громко шаркая ногами.

– И как давно он уехал?

– Скоро три недели, – ответил Тобэ.

«Чтоб тебя сикомэ [24]сожрал, обезьяну вонючую! – с бессильной яростью подумал я, услышав его ответ. – Вечно ты за всеми следишь! Мало нам начальников в жизни, полицейских, санитарных инспекторов, так еще и за каждым жильцом контроль установлен…»

– Может, действительно, отключить? – пророкотал одетый в хаори, и я снова прильнул к замочной скважине: как отреагирует электрик?

– Мне что? – ответил тот, и я заметил, что человек он передовых взглядов, коль, не стесняясь старших по возрасту и положению, продолжает демонстративно перемалывать иностранную новинку – жевательную резинку. – Я могу и отключить! Работы пять секунд… А вот, думаю, если у жильца вашего не утюг остался, и даже не лампочка горящая, а холодильник продолжает работать, то неприятностей вы на свою голову наберетесь!

– Как так – холодильник? – после заминки воскликнул Тобэ. – Откуда у доктора холодильник?

– А чего? – лениво протянул электрик. – Я тоже купил. Милое дело: сунул яиц две дюжины, и месяц можешь этой проблемой голову не греть!

Поняв, что собеседники не прониклись важностью проблемы, он решил пояснить:

– Я к чему говорю? К тому, что если человек уезжать сильно торопился, он все продукты в холодильнике оставил. Рыбу, там, рис недоеденный, овощи-фрукты, курочку в морозильнике… Мы сейчас рубильничек ему повернем, чтоб, значит, вам спокойнее спалось, вроде как от пожара подстрахуемся, а у него все к вечеру разморозится. К утру подванивать начнет, ну а к приезду доктора и того хуже: загниет, заплесневеет, квартира нехорошим духом пропахнет. Туши свет, одним словом!

– Проветрит! – буркнул второй, которого я никак не мог опознать.

– Да оно понятно, что проветрит, – согласился электрик. – Только, думаю, холодильник ему придется выбросить, а новый – купить. Есть у меня опыт, – добавил он, – взглянув на ссутулившегося господина Тобэ. – Запахи уж очень в него впитываются, в пластмассу да в резину. Пенопласт, опять же, внутри…