Коллектив авторов - Полдень, XXI век (февраль 2011)

Я встал, сходил на кухню и налил сакэ для Юрико. Когда она выпила, я попросил ее лечь на спину и принялся за осмотр, начиная с пальцев ног. Решения нужно выполнять, а начатое заканчивать. Терпение – вот тот раствор, что скрепляет сегодняшний день с завтрашним, и у меня его оставалось еще достаточно.

Этот маленький асфальтовый заводик железнодорожники построили давно для своих нужд. Дорожки на дачах, крыши гаражей, подъезды к домам, да мало ли, где нужен асфальт. Свои работники могли его приобрести по льготной цене и с доставкой. Заводик тихо пыхтел на отшибе, за высокой железнодорожной насыпью в густой березовой посадке и выпускал пять-шесть машин асфальта в смену. С началом перестройки его продукцию разрешили продавать всем желающим. Асфальт сначала заказывали через начальство, потом прямо на заводе, по телефону. Образовалась очередь. Сам Бог велел расширяться! Закупили кое-что из оборудования, построили еще одну печь, набрали рабочих. И даже зарплату стали давать вовремя.

Как раз вчера ее и давали. Сегодня, в пятницу, были довольны все. Кроме одного человека.

Вовка Иволгин работал здесь уже семь лет. А завели его в этот глухой угол поиски свободы. Мастер на все руки, электрик, слесарь и телефонист, на заводе он знал все и умел все. Маленький, подвижный, деловой и сообразительный, он был незаменим. Вовка мог залезть в любую щель, забраться на столб и на крышу, поменять лампочки на высоком потолке и заменить датчик температуры печи без остановки этой самой печи. Директор Вовку жаловал и прощал периодические запои с неизбежными отлежками-прогулами.

Правду сказать – начальство запойных любит. Как правило, они, запойные люди, – неординарные, талантливые и умные. Они – виртуозы своего дела, сидящие на крючке. Они безропотно выполняют работу, вредную для здоровья, а то и опасную для жизни, но необходимую производству, работу, за которую непьющие профессионалы запросили бы хорошие деньги. Запойные совсем не похожи на тех унылых тупых «лакаголиков», чей круг интересов равен диаметру горлышка, тех, что толкутся у пивнушек в надежде на глоток и собирают по помойкам стеклотару. Запойные только иногда и ненадолго погружаются в искаженный мир, чтобы получить там дозу недостающих им впечатлений, а вообще-то живут в мире правильном и трезвом. Они всегда где-то работают, имеют деньги, а когда их нет, занимают у своих твердых кредиторов и неизменно вовремя возвращают долги. Их отягощенная зависимостью жизнь трудна, но они сохраняют достоинство и даже в период мучительного выхода на «сухой берег» не пьют откровенные суррогаты. Самогон, конечно, к таковым не относится. А еще они имеют хобби. Вовка, например, обожал читать книги и ремонтировать телевизоры.

На каждом производстве два-три запойных совершенно необходимы. Это директорский резерв. Их можно без хлопот вывести в выходной, дать тяжелую и грязную работу, «попросить» сделать что-то для себя, скажем, разгрузить кирпич на даче или вскопать огород. В субботу, разумеется. Они согласятся, не требуя платы. Они знают, что, когда пробьют стаканные склянки и позовут их в очередной «заплыв», можно будет рассчитывать на снисхождение.

К тому же в любой момент их можно выгнать. На абсолютно законном основании.

На маленьком асфальтовом заводе таким человеком и был электрик Вовка Иволгин.

Он приехал сюда из другого, далекого, города поступать в здешний институт связи. Сын строгих родителей, он выбрал место учебы подальше от дома, чтобы, наконец, избавиться от тягостной опеки; мамины «где ты был?», «гулять не позже одиннадцати!» достали в десятом классе окончательно. Скандалить Вовка не любил, да и смысла не было, а решил просто сделать ноги. И у него все получилось!

Он поступил в институт, проучился кое-как полтора года. Но… та самая вольница, к которой он стремился, незаметно взяла его в оборот. Он увлекся рок-музыкой, а где музыка – там и водочка, дело известное. Вовка и не заметил, как стал запойным. Из вуза, понятно, выгнали. А люди в серых шинелях только того и ждали.

В армии ему повезло: он попал в полк связи, где получил навыки ремонта электроники. Как военной, так и начальственно-бытовой. Все было хорошо, год, само собой, не пил, но… опять это «но». Как раз накануне присвоения младшего сержанта Вовка с ребятами после отбоя отметили переход в «годки». Все бы ничего, никто не заметил, но Вова по своей натуре хлебнул еще и с утра, вместо зарядки, так что на утреннем построении полк хорошо повеселился.

А рядовой Иволгин, так и оставшись рядовым, провел семь трудных суток на гарнизонной гауптвахте.

После армии приехал домой. Три дня прошли хорошо, а потом… Квартира стала почему-то тесной, к маминым «где ты был?» добавились папины «опять выпивши! когда пойдешь работать?». И всякие «не туда повесил рубашку», «почему твои носки по всей квартире?». И прочее в том же духе.

Конечно, все родители хотят детям добра. Разумеется, они точно знают, что надо их ребенку. И, крепко держа глупое дитё за руку, ведут его твердой походкой прямиком к счастью.

Поэтому Вовка и уехал. В тот город, где институт, – под предлогом восстановления. А на железную дорогу он пошел по одной причине: там сразу давали общежитие. Его поставили электриком на асфальтовый заводик; не все ли равно, куда и кем? Жилье с работой рядом. Правда, до города двадцать километров… Но все равно, да здравствует свобода!

Три двухэтажных деревянных барака, построенных в конце пятидесятых, располагались в шестисотметровом, заросшем березой, тополями и соснами прогале между путевой насыпью и автотрассой. Один служил общежитием. В двух других жили потомки строителей дороги. Здесь же, на этой халявной земле, они строили сарайки из старых шпал, гаражи из строительных обломков, возились со своими развалюшками, сажали картошку, держали кур и устраивали костры из сухих листьев и мусора. Здесь же играли их никому не нужные дети. Жили кошки. Стоял запах костров и свежего навоза.

Тут и обреталась Вовкина свобода. И крепко держала его за горло. Потому что в общежитии могли жить только работники «железки». И немилость директора в один миг могла превратить его в бомжа. Но Вовке повезло с директором.

Александр Степанович в свое время закончил тот самый институт связи, из которого выгнали Вовку, и успел поработать по специальности. Он знал словечки связистов; будучи в хорошем настроении, называл Вовку «коллегой» и болтал с ним о проблемах связи и ее перспективах на заводе. Он уважал Вовку за ум и золотые руки, а запои… ну, что ж, люди есть люди. К тому же директор видел, что в трезвости Вовка работает за двоих. Да и выгонишь одного – придет другой, наверняка, работающий хуже, а пьющий больше. Нет, Вовка мог быть спокоен, во всяком случае, пока Александр Степанович стоял у руля.