Николай Дашкиев - Торжество жизни

— Ну, хорошо… На этот раз прощаю, — не дотянусь рукой за тысячу километров.

Степан оправдывался:

— Я ведь не знал вашего адреса…

— Не знал! Академия наук, конференция! Почему я, когда услышал сегодня утром о вашем открытии, сразу же нашел тебя?

Затем он сказал уже совершенно серьезно:

— Поздравляю тебя, Степан! Поздравляю тебя, Коля! Если подтвердятся предположения профессора Климова, ваше открытие будет обозначать новую эру в медицине.

— Иван Петрович, ведь это вы открыли вирус. Мы с Колей лишь выполнили ваше задание.

— Кто открыл вирус? Какое задание? Ничего не пойму.

— Ведь это вы посоветовали мне испытать на «переживающих тканях».

— Ах, это! — профессор Кривцов откинулся на спинку стула и покачал головой. — Кроме этого способа исследования, я рекомендовал тебе еще десять. Но — молодцы! Молодцы и молодцы. Горжусь обоими. Ну, а как дальнейшие успехи? Ведь я получил старые сведения.

— Все то же, Иван Петрович. Стойкости вируса так и не удается добиться.

— Продолжайте исследования на тканях. Я приеду через неделю. Так вы уже перебрались в Микробиологический? Хорошо. Ивлев вам поможет, мы договорились обо всем. Ну, всего хорошего, друзья! Желаю большой, настоящей удачи!

Изображение расплылось, по экрану пробежали разноцветные тени и все исчезло.

Стойкости вируса Иванова добиться не удавалось. Небольшие тусклые пятнышки на поверхности ткани — вот и все, в чем проявлялось вирусное заболевание. На протяжении двадцати восьми минут, после трехсуточного инкубационного периода, вирус Иванова был виден на экране электронного микроскопа, затем разрушался, и все дальнейшие попытки обнаружить его оставались безрезультатными. Пятнышки на живой ткани продолжали существовать. Их количество не увеличивалось, но окраска и форма изменялись — медленно, едва заметно. Создавалось впечатление, что процесс длится, но отсутствуют какие-то ускоряющие вещества — катализаторы.

Именно поисками таких катализаторов и занимались Степан Рогов и Коля Карпов.

Все попытки приносили неудачу, создавались и последовательно разрушались десятки гипотез, приходили к концу оставшиеся кубические миллиметры сыворотки.

И Степан, и Коля Карпов выбивались из сил. Особенно тяжело было Коле: он продолжал работать у Великопольского и очень страдал, беспокоясь о Тане.

Но о Тане Снежко беспокоился не один Карпов. К середине октября с практики возвратилось большинство студентов-выпускников, и в адрес Дальневосточной экспедиции полетели десятки радиограмм. Но там, как видно, некогда было подробно отвечать на запросы. В ответ пришла одна короткая радиограмма: «Исследования успешны. Состояние Тани удовлетворительно. Вылетаем двадцать шестого».

Двадцать восьмого октября экспедиция прибыла. Встречали ее торжественно: с оркестром, с цветами. Был зачитан приказ: дирекция Медицинского института объявляла благодарность студентам-практикантам Дальневосточной экспедиции и награждала их ценными подарками.

Лена Борзик, захлебываясь, рассказывала обо всем, что еще два дня назад казалось таким обычным и что теперь уже переходило в область романтики; Миша Абраменко старался сохранять вид солидный и невозмутимый; его качали до тех пор, пока он не запросил пощады; Таню Снежко окружили плотным кольцом ее друзья и наперебой рассказывали самые свежие новости.

Таня чувствовала необыкновенный прилив сил: она даже смогла приподняться на локте. Девушка была счастлива: музыка, цветы, приказ дирекции, вниманиедрузей — все это и смущало и радовало ее. Никто не расспрашивал о самочувствии, словно само собой разумелось, что она уже выздоравливает и через два дня вместе с другими студентами начнет последний учебный год.

Степан подошел и запросто, словно они расстались только вчера, крепко пожал ей руку. Коля — похудевший, — грустный смотрел на Таню ласковыми, растерянными главами.

Но когда через час в палате клиники Медицинского института, куда поместили Таню, Степан подробно рассказал о вирусе Иванова и о возможности создания антивируса, Тане стало грустно: ей так хотелось поработать. вместе с друзьями. Мишу Абраменко поразил факт, что частицы вируса Иванова, как и вируса «болотницы». остаются видимыми на протяжении короткого времени, и он высказал предположение, что эти два вируса могут интерферировать: Лена посоветовала попытаться привить вирус Иванова обезьяне. Они были готовы начать работу хоть сегодня.

Таня вздохнула и закрыла глаза. Они будут работать, производить интереснейшие исследования, а ей придется отлеживаться.

Степан понял ее состояние и взял за руку.

— Не надо, Таня! Мы будем работать вместе. Помнишь: «Больше жизни!» Скажи, не думаешь ли ты, что следует попытаться применить ферменты для активизации вируса Иванова?

Ей снова стало хуже. Возбуждение прошло, а с ним ушли и силы. Но она все же заставила себя улыбнуться:

— Степа, что я могу тебе сказать, если я не видела вируса Иванова и ничего не знаю о нем? Но если этот вирус похож на вирус «болотницы», тогда попробуйте расспросить у Семена Игнатьевича, — если он в состоянии говорить, конечно, — у него есть кое-какие предположения.

Она еще пыталась вслушиваться в разговор друзей, до ей казалось, что голоса звучат все глуше и тише, что электрическая лампочка постепенно гаснет, а кровать начинает покачиваться и в полумраке плывет куда-то, как челн на поверхности большого озера.

В небольшой комнате, освещенной мягким светом люминесцентных ламп, на больничной кровати спит Таня Снежко. Она дышит порывисто, изредка вздрагивает во сне, как бы желая стряхнуть что-то гнетущее, и вновь успокаивается.

В соседней палате на такой же кровати лежит профессор Петренко.

— Вы считаете это большим достижением? — спрашивает он Ивлева и Кривцова.

— Ну, конечно! — отвечает Ивлев. — Ведь подумать только: два студента, почти без всякой помощи, сделали огромное открытие.

— Э, не то! Не то, Алексей Иванович! Вспомните, как вы работали над изменчивостью вирусов. У вас была прекрасная идея, но еще нехватало практического опыта. Мы помогали вам всем коллективом. И мне кажется, что мы мало уделяли внимания ребятам… Их удачи случайны: Рогову удалось отыскать вирусоносителя болезни Иванова случайно, Карпову пришло в голову продлить эксперимент случайно… Я не против случайных удач, но ведь главное внимание надо обратить на то, чтобы будущие ученые умели преодолевать препятствия.

Профессор Кривцов возразил:

— Семен Игнатьевич, вы не совсем правы. Не знаю, как Карпов, но Рогов воспитывался именно так.

— Все это хорошо, но не забывайте — они пока что студенты. Их нельзя упускать из виду. Вот мы упустили Карпова, его подхватил Великопольский. Я больше всех виноват в том, что не настоял на Ученом совете, чтобы Карпова прикрепили на практику к кому-нибудь другому. Таких ошибок повторять нельзя… Да, кстати, что поделывает Великопольский?