Юрий Нестеренко - Приговор

начала войны Льва и Грифона (но в итоге все же не ушедшие от судьбы), и

обычные мужики, на старости лет взявшиеся за меч от голода и

безысходности — таких было больше. Разница между ними была не в

комплекции — крестьянский труд развивает мускулатуру не хуже, чем

тяжесть оружия и доспехов — а в многочисленных шрамах, покрывавших тела

старых солдат. Но все вместе перечисленные составляли лишь считанные

проценты от общего числа павших. Абсолютным же большинством тех, кто

пришел сюда под знаменами обеих, судя по всему, армий и кто лежал теперь

кругом сплошным ковром окровавленной гниющей плоти — были мальчишки.

Пятнадцати-шестнадцати лет, а кое-кто наверняка и четырнадцати — те, что

выросли раньше сверстников. Разве вербовщики станут изучать метрические

свидетельства и записи в приходских книгах? Меч, топор, копье держать

можешь — годен. Поставь крестик здесь. Поздравляю, солдат! Следующий…

Они родились, когда война уже шла. Они не знали никакой другой жизни,

кроме войны. У некоторых из них наверняка отцом был солдат,

изнасиловавший их мать. Ненавидели ли они врага? О, полагаю, да.

Искренне и рьяно. Не особо задумываясь, конечно, чем Лев хуже или лучше

Грифона. Хотя бескормица и отсутствие в семье средств на уплату податей

тоже стали не последними причинами, погнавшими их на сборный пункт. А в

каких-то графствах, как я слышал, в армию вообще набирают принудительно,

хотя идея доверять оружие и защиту своих интересов тому, кто имеет все

основания тебя ненавидеть, всегда была за гранью моего понимания…

Затем… какой курс обучения они прошли? Месячный, недельный,

двухдневный? И Льву, и Грифону важно было успеть укомплектовать армию

раньше противника. А особые навыки от пополнения не требовались. Они

должны были задавить массой. Стать тем мясом, в котором увязнут мечи и

копья хорошо обученных, опытных, но, увы и ах для каждого из

командующих, столь немногочисленных после двадцати лет взаимоистребления

профессионалов… И они им стали. Там, где даже опытные солдаты не

смогли бы сражаться грамотно из-за невозможности толковой организации

боя в темноте, эти и вовсе устроили кровавую кучу-малу, где свои служили

причиной гибели едва ли не чаще, чем противник. И, вероятно, легли здесь

практически все. Пожалуй, даже ужасы Комплена и Лемьежа, где большинство

трупов были все же скрыты за стенами домов, не производили такого

гнетущего впечатления, как эти лежавшие вповалку повсюду, куда доставал

глаз, тысячи и тысячи мертвых голых мальчишек.

Установить, кто в итоге понес бОльшие потери, было совершенно

невозможно. Среди разнообразного хлама, которым побрезговали даже

мародеры — сломаных древков копий, разбитых щитов, ни к чему уже не

пригодных остатков одежды и легких доспехов, обгоревших головней факелов

— то тут, то там попадались на поле боя и втоптанные в кровавую грязь

вымпелы и знамена. Как грифонские, так и львиные (а принадлежность

некоторых, превратившихся в заскорузлые бурые тряпки, вообще нельзя было

определить). Даже по тому, как хаотично они были разбросаны, становилось

ясно, что сражение протекало без всякого единого плана и

централизованного управления войсками. Мы пересекли поле боя по ломаной

траектории с юго-запада на северо-восток, затем поехали вокруг по

внешнему краю; я больше присматривался к ранам, стараясь определить, как

они были нанесены, Эвелина — к следам на земле.

Картина из наших совместных наблюдений складывалась примерно

следующая. Сперва грифонцы, вероятно, имели численный перевес и пытались

охватить противника с флангов, используя свою кавалерию — но как раз в

коннице преимущество было у йорлингистов, и они успешно контратаковали,

сорвав план окружения; об этих действиях можно было судить по

многочисленным обломкам кавалерийских копий (их, в отличие от пехотных,

специально делают хрупкими, ломающимися при первом ударе — иначе

вонзившееся в цель на скаку копье вышвырнет из седла самого бьющего),

трупам лошадей и изрытой копытами земле по краям поля мертвецов. Но в

дальнейших событиях, похоже, кавалерия активного участия не принимала -

то ли потому, что оба командующих решили поберечь свою конницу, то ли

просто из-за сгустившейся темноты. Пехотные же ряды быстро перемешались,

утратив всякое подобие порядка, и началась неуправляемая бойня по

принципу "каждый сам за себя". У взрослых солдат, может, еще хватило бы

ума разбежаться в такой ситуации — и, возможно, те, что сумели

выбраться, так и сделали — но мальчишки дрались до конца. Рыцари, и уж

тем более сами командующие, судя по всему, даже не пытались лезть в эту

кашу.

Мы завершили круг, вновь остановившись к северо-востоку от основной

массы тел. Эвьет спешилась и еще некоторое время ходила по земле,

внимательно глядя под ноги, кое-где приседая и раздвигая траву. Затем

вернулась ко мне.

— Большинство выживших уходили отсюда двумя путями, — доложила она.

— Одни на север, по дороге. Другие на северо-восток, в холмы. И там, и

там сначала ушла конница, причем на приличной скорости. Уже потом

пехотинцы, их следы идут поверх. Среди них были раненые. Пехоты было

немного, особенно у тех, что ушли в холмы — иначе они затоптали бы все

следы конницы.

— Ну что ж, — подвел итог я, — похоже, ответом на вопрос "кто

победил" будет "никто". Когда ночная тьма стала окончательно

непроглядной, командиры обеих армий сочли себя разгромленными. Что,

учитывая уровень потерь, было недалеко от истины. Как обстоят дела у

врага, они не очень представляли, но предпочли убраться под покровом

ночи. Первой, разумеется, геройски драпала благородная рыцарская

конница. А за ней потянулось и то, что осталось от пехоты и сумело

выбраться из общей мясорубки. Не знаю только, кто ушел в холмы, а кто по

дороге. Могу лишь предположить, что в холмы подались те, кто перетрусил

сильнее. Вероятно, поначалу они слышали друг друга, но очень надеялись,

что им удастся уйти, не привлекая внимания противника. Поскольку желание

было обоюдным, так оно и вышло. Ну а потом их пути разошлись.

— Значит, нам нужно решить, за кем из них последовать.

— Я бы предпочел последовать за ними обоими, — пробурчал я и, когда

Эвьет вскинула на меня удивленные глаза, пояснил: — В том смысле, что

тоже убраться отсюда в каком-нибудь третьем направлении.

— Дольф, ну как ты не понимаешь! Это же такой шанс! Сейчас, когда

от всего войска Карла осталась лишь жалкая кучка…

— Жалкая относительно первоначальной численности армии, — напомнил