Стивен Кинг - Порождающая огонь

- Спастись удалось шестерым, - продолжал он. - Мы рванули оттуда. Через джунгли. И меня, видно, понесло не в ту сторону. В ту, не в ту... В такой кретинской войне, когда даже нет линии фронта, кто знает, где она, та сторона? Я отстал от своих. Все пытался отыскать знакомые ориентиры, и вдруг - минное поле. Результат на лице.

- Бедненький, - сказала Чарли.

- Когда я очнулся, я уже был у них в руках, - продолжал Рэйнберд, углубляясь в дебри легендарного острова под названием Чистый Вымысел. На самом деле он пришел в сознание в сайгонском армейском госпитале - с капельницей. - Они сказали, что не будут меня лечить, пока я не отвечу на их вопросы.

ТЕПЕРЬ НЕ ТОРОПИСЬ. ДВА-ТРИ ПРАВИЛЬНЫХ ХОДА, И ПАРТИЯ ЗА ТОБОЙ.

Он возвысил голос, придав ему оттенок горечи и какой-то растерянности перед людской жестокостью.

- Допросы, с утра до вечера допросы. Передвижение частей... развертывание стрелковых подразделений... провиант... их интересовало все. Они не давали мне передышки. Буквально тянули из меня жилы.

- А вы? - с горячностью спросила Чарли. Сердце у него радостно забилось.

- Я объяснял им, что ничего не знаю, что мне нечего сказать, что я обыкновенный салага со скаткой за плечами, да просто бирка с номером. А они не верят. А у меня все лицо... такая боль... я на коленях ползал, просил дать мне морфия... потом, говорят... ответишь - будет морфий. И в хороший госпиталь отправим, как ответишь.

Пришел черед Чарли стиснуть ему руку. Она вспомнила глаза Хокстеттера, показывающего ей на металлический поднос, где высится горка деревянной стружки. ТЫ ЖЕ ЗНАЕШЬ, ЧТО Я ТЕБЕ ОТВЕЧУ... ПОДОЖГИ ЭТО, И Я СРАЗУ ОТВЕДУ ТЕБЯ К ОТЦУ. ТЫ МОЖЕШЬ УВИДЕТЬ ЕГО ХОТЬ ЧЕРЕЗ ДВЕ МИНУТЫ. Ее сердце заныло от жалости к этому человеку с израненным лицом, к этому взрослому мужчине, который боялся темноты. Как она понимала все, что ему довелось пережить. Ей была знакома эта боль. По лицу потекли слезы - она беззвучно оплакивала его в темноте... его и немножко себя. То были невыплаканные за пять месяцев слезы. В них смешались боль и гнев - за Джона Рэйнберда, за отца, за маму, за себя. Эти слезы обжигали.

Она плакала беззвучно, но у Рэйнберда были не уши, а радары, и ему опять пришлось подавить ухмылку. Что и говорить, ловко он поддел броню. Есть простые замки, есть с секретом, но нет таких, к которым нельзя было бы подобрать отмычку.

- Они мне так и не поверили. Они бросили меня в яму, а там темень даже днем. Места - только повернуться, я ползал, натыкаясь на обрубки корней... иногда сверху пробивалась полоска света. Кто-то подходил к яме - комендант, что ли - все спрашивал: надумал отвечать на вопросы? Он говорил, что я стал похож на дохлую рыбу. Что у меня гниет лицо, что то же самое скоро будет с мозгом и тогда я сойду с ума и умру. Он все спрашивал - не соскучился по солнышку? Я просил его... умолял... матерью своей клялся, что ничего не знаю. А они - ржут. Потом закладывали яму досками и землей присыпали. Живьем замуровывали. Темень была... как сейчас...

Он задохнулся, и Чарли еще крепче стиснула его руку, давая понять, что она рядом.

- В этой яме был еще лаз метра на два. Я залезал туда, чтобы... ну, сама понимаешь. Вонь была такая - я думал, концы отдам, задохнусь от запаха собственного дерь... - Он застонал. - Прости. Недетская это история.

- Ничего. Рассказывайте, если вам от этого легче. Он поколебался и решил добавить последний штрих:

- Я просидел там пять месяцев, пока меня не обменяли.

- А что же вы ели?

- Они швыряли мне гнилой рис. Иногда пауков. Живых. Огромные такие пауки - древесные, кажется. Я гонялся за ними впотьмах, убивал их и ел.

- Фу, гадость какая!

- Они меня превратили в зверя, - сказал он и замолчал, тяжело переводя дыхание. - Тебе тут, конечно, живется получше, подружка, но, в сущности, это одно и то же. Мышеловка. Как думаешь, дадут они наконец свет?

Она долго не отвечала, и у него екнуло сердце - не перегнул ли он палку. Затем Чарли сказала:

- Неважно. Главное, мы вместе.

- Это точно, - согласился он и вдруг словно спохватился: - Ты ведь не скажешь им ничего, правда? За такие разговорчики они меня вышвырнут в два счета. А я держусь за работу. С таким лицом хорошую работу найти непросто.

- Не скажу.

Еще немножко подалась броня. Теперь у них был общий секрет.

Он обнимал ее.

Он пытался представить, как обеими руками сожмет эту шейку. Вот главная его цель, остальное мура - эти их тесты и прочие игрушки. Она... а там, глядишь, и он сам. Она ему нравилась все больше и больше. Это уже было похоже на любовь. Придет день, и он проводит ее за последнюю черту и будет жадно искать ответ в ее глазах. А если они дадут ему знак, которого он так долго ждал... возможно, он последует за ней.

Да. Возможно, в этот мрак кромешный они отправятся вместе.

А там, за дверью прокатывались волны общего смятения - то где-то далеко, то совсем рядом.

Рэйнберд мысленно поплевал на руки и с новыми силами принялся за дело.

x x x

У Энди и в мыслях не было, что его не могут вызволить по одной простой причине: с выходом из строя электросети автоматически заклинило двери. Потеряв всякое представление о времени, доведенный паническим страхом до полуобморочного состояния, он был уверен, что загорелось здание, уже, казалось, чувствовал запах дыма. Между тем небо расчистилось: дело шло к сумеркам.

И вдруг он мысленно увидел Чарли, увидел так ясно, будто она стояла перед ним.

(она в опасности, Чарли в опасности!)

Это было озарение, впервые за многие месяцы; в последний раз с ним это случилось в день их бегства из Ташмора. Он давно распрощался с мыслью, что такое еще возможно, как и со своим даром внушения, и вот тебе раз: никогда раньше озарения не бывали столь отчетливыми, даже в день убийства Вики.

Так, может и дар внушения не оставил его? Не исчез бесследно, а лишь дремлет до поры?

(Чарли в опасности!)

Что за опасность?

Он не знал. Но мысль о дочери, страх за нее мгновенно воссоздали среди непроглядной черноты ее образ, до мельчайших деталей. И эта вторая Чарли те же широко посаженные голубые глаза, те же распущенные русые волосы разбудила в нем чувство вины... хотя вина - слишком мягко сказано, его охватил ужас. Оказавшись в темноте, он все это время трясся от страха, от страха за себя. И ни разу не подумал о том, что Чарли тоже, наверное, сидит в этой темнице.

Не может быть, уж за ней-то они точно придут, если сразу не пришли. Чарли нужна им. Это их выигрышный билет.

Все так, и тем не менее его не оставляла леденящая уверенность - ей угрожает серьезная опасность.

Страх за дочь заставил его отбросить свои страхи, во всяком случае, взять себя в руки. Отвлекшись от собственной персоны, он обрел способность мыслить более здраво. Первым делом он осознал, что сидит в луже имбирного пива, отчего брюки стали мокрые и липкие. Он даже вскрикнул от брезгливости. Движение. Вот средство от страха.