Валентин Юрьев - Отбросы

А потом начал читать сухие и скупые на эмоции листочки, а мой искуситель сопровождал чтение хорошо понятными комментариями.

Итак, я понял следующее. Начало третьего тысячелетия для всего мира возвестили войны.

Малые и средние, они грохотали по всей суше, унося остатки спокойствия даже их тех регионов, где пигмеи без штанов еще постреливали из трубок ядовитыми стрелами в жирных и вкусных крыс и кроликов.

Планета кишела бункерами, военными заводами, атомными станциями, вырабатывающими мирную электроэнергию, рядом с которыми под землей рождалась Смерть с такой большой буквы, что простому смертному никогда бы не удалось поверить в этот кошмар, он просто не уместил бы значимость такого открытия в своем мозгу.

Весь человеческий лагерь зашевелился, через моря на утлых плотиках, через границы с колючей проволокой на коленях сквозь грязь и болота проплывали и проползали нищие люди, ищущие работы и лучшей жизни. И очень часто они проносили в мешках и убогих корзинах страшную современную смерть. Разную по виду, но одинаковую по сути.

Конечно же, не сразу. Сначала волокли наркотики, потом стрелковое оружие, рабов и в конце концов выросли до того, что густой струёй потекли химические, бактериологические и ядерные заряды.

Они думали, что сумеют защитить жен и детей, свои маленькие дома, кланы, страны, но так или иначе вершили одно общее дело — разносили Смерть.

Крупные ядерные державы попытались объединиться и сговориться, чтобы перекрыть этот поток, они легко смогли бы это сделать, если бы не держали друг друга за горло, ласково улыбаясь на раутах.

В каждой из этих стран были внутренние враги, которые в случае опасности легко могли бы стать союзником для противника. Уголовники, преступники всех рангов, могущественные шефы мафий самого разного толка, их корни влияния проникали в самые верхние слои руководства страной, они даже из тюрем продолжали свое растленное дело, тем более, что смертная казнь была отменена во всех странах, кичащихся уровнем своей цивилизации.

Ах, с каким бы удовольствием все правительства передавили бы своих крепко согрешивших сограждан и даже сами тюрьмы смели бы с лица земли, сколько разных проблем исчезло бы тогда, не надо кормить, следить, содержать армию охранников, охранять потаенные земли лишая их естественного использования, а как это прекрасно подействовало бы на весь преступный мир морально, это вам не руку рубить за воровство и не в чан с дерьмом сажать.

Но — нельзя! Пока идёт игра в демократию — нельзя!

А ведь скольких из этих мерзавцев приходилось содержать пожизненно.

Наконец, после долгих совместных мучений, великие державы сошлись в одном — надо всех этих сволочей и убивцев с лица Земли убрать. Но не уничтожать. И сделать так, чтобы оставшиеся дрожали от ужаса, узнав, что где-то есть такая дыра, где их деньги, связи, авторитеты ничего не значат и где придется гнить действительно до конца жизни, становившейся скорее обузой, чем радостью.

Так куда же их? Да вон, совсем рядышком, в космос. По прямой всего-то триста километров. Так, чтобы никакого контакта не могло быть со страшными корнями, породившими эти ядовитые плоды.

И в поисках великого консенсуса нашлись такие технические решения, о которых простым гражданам уже ничего знать не положено.

Читая листочки, под изучающим взором своего протеже, я забыл обо всем на свете, забыл где я нахожусь, в каком здании, секреты это или нет, время остановилось.

Русские пожертвовали, скромно так, и незатейливо, гигантскую военную базу. России это уже ничего не стоило, потому что после разрушения великодержавного союза республик база была законсервирована и средств на ее содержание все равно не было.

Пустая станция болталась вокруг Земли, грозя со временем свалиться на чью-то голову, а для превращения её в тюрьму нужно было только снять несколько десятков ядерных ракет и зашвырнуть их куда-нибудь в сторону Солнца и передемонтировать часть оборудования. А это не так уж и трудно для страны, которая "а также в области балета была впереди планеты всей".

Американцы обещались оборудовать все помещения базы самой современной автоматикой и электроникой, какие-то еще страны — модернизировать системы жизнеобеспечения, научные лаборатории, системы автоматики,

Япония расщедрилась на уникальную медицинскую и биологическую аппаратуру, обеспечившую весь будущий ковчег едой и лечением.

Короче, кое-как обязанности поделили, ухитрившись соблюсти полную секретность от шпионов и репортеров всего мира.

Денег не жалели, потому что убивали столько зайцев сразу, что экономия в этом вопросе казалась сродни скудоумию.

Дальше я выяснил, что уже с десяток лет на этой секретной базе существует тюрьма и там находятся несколько тысяч самых отпетых негодяев нашего мира, приговоренных к пожизненному заключению. Базу обслуживает больше тысячи служащих, среди которых есть не только простые тюремщики, но и специалисты высочайшего класса, врачи, программисты, операторы и наладчики сложных электронных систем.

И все было бы ладно, но вот, недавно, совершенно неожиданно умер бывший начальник тюрьмы, а занять его место уже достаточно длительное время не хочет никто.

Ну, это и не удивительно. Давно известно, что жизнь тюремщика почти тождественно равна жизни заключенного, трудно сказать даже, кому из них лучше, ведь у тюремщиков не бывает ни свиданий, ни амнистии, только служба пожизненно.

У них даже нет воспоминаний о сладком пребывании на свободе, тех воспоминаний, которые греют душу любому преступнику, отдыхающему на нарах от тяжелых трудов праведных, а кажущаяся свобода охранника является лишь убогим дополнением к этой же тюрьме.

А если ещё вспомнить, что тюрьмы обычно находятся на отдалённых островах, в глухих лесах или болотах, в каменоломнях или на рудниках и в прочих замечательных уголках природы, то особенно понятно, что быть охранником — далеко не сахар.

Так что проблема, вставшая перед международным сборищем умников была понятна. Нужен был чокнутый, вообще совершенно ненормальный персонал для жизни в тюрьме, да ещё летающей в космосе.

И только кто-то ещё более чокнутый согласился бы возглавить этот странный коллектив.

Резюме было прочитано, эйфория фантазий и любопытства постепенно рассеялись, ощущения вернулись на землю, в кабинет, в котором за это время ничего не изменилось и до меня медленно, как солнце на закате дошла не произнесённая пока итоговая мысль, сначала показавшаяся такой нелепой и не относящейся ко мне лично, что я с отвращением отбросил ее, что, по-видимому, отразилось на моей физиономии, всегда отражавшей всё, что творится в моей башке, и мой мучитель, который, оказывается пристально изучал мои гримасы, кивнув головой, наконец произнес своим безразличным механизированным голосом: