Многократор - Художник Её Высочества

И сейчас решил подписаться. Занимался шрифтовой работой, оглядывался всё на холст и в конце рабочего дня надумал. Больше он ничего не в состоянии сделать с портретом. То самое: сложно, сложнее, сложно, насколько только максимально возможно — ещё сложнее. Только в поговорке говорится: «на один гвоздь всего не повесишь». Бумажный С. А. повесил. Портрет погибал, возрождался, плохел, снова развёртывался богато, а в результате получились такие формы завязанных в узел фантастических технологий, что остается последнее — точку поставить.

Почесал ухо, измазав «церулеумом», потому что выбрал эту небесную краску за основу так, чтобы подпись тонально и не потерялась на фоне, и не рвала на нём, забирая на себя излишне много внимания. Взял колор на кончик кисти, потихоньку начал подкрадываться к портрету, прицеливаясь, куда бы определить инициалы. Решил, что на традиционном месте, в правом нижнем углу, будет лучше всего, занес руку, прихватил губу зубами, и чуть не выронил от неожиданности кисточку и обмер, когда сзади громыхнуло:

— Нельзя! Степан Андреевич, не ставьте подпись!

Все шесть персон секстумвирата стояли фронтом. Жульен пританцовывает, «даумен» грозящим пальцем, выражающим ту же мысль: «Я тебе, вожделенец! Нельзя ставить подпись!»

Степана самого бы поставить в ряд к неграм впервые увидевших снег.

— Чуть заикой не сделали. Сделайте одолжение, объясните черному человеку: почему автору нельзя расписаться на своей картине и по какой причине имею счастье лицезреть вас снова?

— Соскучились, — Элечка выхватила из степановой руки кисточку. — Выкинь цэ до едрени фени! Чуть не спортил произведенье.

— Шутить изволите? Не хочу я растекаться мыслью по древу.

— Растекаться не надо, пресветлый, — охотно объясним. Портрет — отражение самой природы, завораживающее сходство с молекулярной структурой органических и неорганических элементов.

— В данном случае, Терентий, эта работа — как раз живой портрет моим прошлым несчастьям. В те времена так навалилось — хоть удавись!

— Да мы знаем, дорогой, что ты обьясняешь? Слава в руках труда. Поэтому нам и нужен твой портрет со всеми несчастиями, счастьем и упорным трудом, — наклонился, рассматривая какой-то частный мазок. — А подпись, несомненно, разрушит общий баланс.

— Вы меня разыгрываете, что ли?

— Сядем! — скомандовал главреж, схлопнув перед собой ладони так, что у любой мухи пролетавшей бы мимо захолонуло сердчишко.

Сам сел в кресло, Элечка в другое, Степан опустился на колченогий стул, Головатый присел на край ревматического стола, Бадьян шлёпнулся на плиту подоконника, Варварушка осталась стоять, а Жуль увинтил на балкон.

Степан не знал, что и думать. Казалось, вот только поговорили, решили всё самым чудесным образом, распрощались навсегда. Вообще, прошедшую неделю самогипнотизировался до потери пульса, только бы не задуматься ни на секундну, да не свихнуться.

— Чтобы ты настроился, я должен раскрыть секрет. Последнее время, когда дописывался портрет, — ты был не один.

— Понимаю, — Степан больно и приятно щипал бровь. — Пока «интимчик» был у меня, со мной происходили такие иллюзии, хоть святых выноси.

— Не так понимаешь. Я не говорю об аллювиальных иллюзиях. Я сказал то, что сказал. Ты не был один. Каждый твой мазок, каждое лисировочное усилие, следующие живописные слои самым прилежным образом изучали технические устройства, потенциал которых во много раз больше научно-технического потенциала всей вашей планеты. Плюс разум, не нуждающийся в технических устройствах и многократно играючи больше любого научно-технического потенциала вообще.

Степан, оставив в покое бровь, занялся коленями, затёр жарко, осматривал гостей одного за другим с выражением на лице, иногда бывающим у покупателей на базаре: «Обвешивайте, конечно, святое дело, но не до такой же степени, чтобы вместо дыни на весы ложить кукиш в кулаке.»

— Не знаю даже, что вам сказать… Всегда надо надеяться, но не рассчитывать. Кофе хотите?

— Господи, Эля, сделай ему кофе! — приказал Гжимултовский.

— Это тебе не лебедей чесать.

Слушать Бадьяна одно удовольствие.

В таком случае лучше по порядку, если нет возражений. Не возражали. А рассказали такое, отчего волосы у художника встали дыбом. Ощущение похожее на то, как однажды в подростковом возрасте, катаясь на велосипеде, он не заметил натянутую бельевую верёвку, наехал горлом, верёвка натянулась, спружинила и отправила велосипедиста в незабываемый до сего дня полёт, закончившийся отбитым задом, приступом удушья (Степан потом неделю прятал синяк на горле, характерный для висельников) и задумчивостью-прострацией. Потеря ориентации случилась классическая, как у таксиста подсадившего иногороднего лоха.

Итак суть, Степан Андреевич. Мироздание устроено следующим образом. Вкратце: базисное состояние — вакуум (не морщитесь, потерпите пожалуйста), фундаментальный способ существования материи с нулевым колебательным контуром. Вселенная — единый континуум двух противоположных по знаку частей. После Большого взрыва в одной своей части вещество расширяется, стремясь от абсолютного нуля к абсолютному нулю бесконечности, но материя на элементарном уровне постепенно переходит из одной системы в антисистему. Одновременно антисистема, постепенно наполняясь веществом, начинает сжиматься. Как в первом случае так и во втором из накопленного материала формируются звёздные образования и жизнь. Эволюционно звёздная эра сменяется эрой галактик, эра галактик сменяется эрой умерших звёзд, ядерное горючее выгорает, начинается эра излучений. Во вселенной остаются только чёрные дыры, образовавшиеся из сверхмассивных центров галактик, в дальнейшем растворяются последние сгустки вещества, начинается заключительная эра электронно-позитронной плазмы. В опустевшей вселенной будут нестись последние позитроны и электроны без надежды встретиться, аннигилировать и исчезнуть. Но волею чистого разума это произойдёт. Конец цикла, граница и новое рождение, после чего пойдёт отсчёт нового цикла, измеряемого шизофренической цифрой: десять в сотой степени. Если непонятно, в таком случае земная наука знает самую большую цифру, в которой уже не помещается вся материя мира разложенная на составные, — гугол, записываемый в двоичной системе: 1 0010 0100 1001 1010 1101 0010 0101 1001 0100 1100 0011 0111 1100 1110 1011 0000 1011 0010 0111 1000 0100 1100 0100 1100 1110 0000 1011 1111 0011 1000 1010 1100 1110 0100 0000 1000 1110 0010 0001 0001 1010 0111 1100 1010 1010 1011 0010 0100 0011 0000 1000 1010 1000 0010 1110 1000 1111 0001 0000 0000 0000 0000 0000 0000 0000 0000 0000 0000 0000 0000 0000 0000 0000 0000 0000 0000 0000 0000 0000 0000 0000 0000 0000

Гугол — последний мерный столбик, за ним только бесконечность.

Так вот наоборот: гугол — это».» (не тчк. — точечушечка даже), а вдох вселенной — эта несусветная свадьба цифр.