Многократор - Художник Её Высочества

— Ну убедимся, и фига ли? Чего ты возбуждаешься так, что глаза горят, будто тебе в ухо фонариком посветили?

— Да как же..?! Родной язык не узнаешь, а тут ещё шедарцы! Начнём?

— Ну начнём обедню, отчизнолюбия ради, если это для тебя имеет значение. Эк тебя!

Они напротив каждого слова писали синонимы, сдвигаясь на задах по бордюрине вправо.

Эйфория — синонимы: ажиотаж, шумиха, перегуд, дым коромыслом, бум. В связи — синонимы: в ассоциации, подоплека, основание, мотив, резон. С объявлением — синонимы: провозглашение, декларирование, прокламирование, оглашение, информирование. Парламент — синонимы: курултай, вече, форум, коллектив, артель. И так далее.

Решили, что достаточно трансформировать два предложения. Вильчевский, как все русские, долго запрягал, зато быстро вошел в раж. Первую форму сделали в шутливой манере: «Базар-вокзал по резону заявления артели о сроках облюбования кумира зачах. Честна компания, занимающая одну восьмую подсолнечной земельки, и якшающаяся шатия, как по команде подвинулась от блаженных оглашений по фасону тьмы-тьмущего фискальства к плевому корпежу, предел мечтания которого один-одинешенек — уломать на интимное становище, как на маланьину свадьбу отборщиков.»

— Класс! Теперь высокопарной формой, на всю глубину замысла и высоту помысла.

Высокопарная форма звучала так: «Общественный резонанс в представлении провозглашения форумом эпохи всевышних инициаций миновал вовеки веков. Аминь! Великорусские политические сообщества и человеческая динамика организаций слаженно продвинулась от недвусмысленных провозглашений в посредническом ряде оповещения к повседневной деятельности, назначение которой единственное — побудить в сторону собственного аспекта максимум избирательных персон.»

— Блеск! Теперь вдарим по сюру.

Закончили приключения языка следующим: «Перекаты мотивом прокламирования группой отрезка отбора фетиша истекли. Коалиционная среда и взаимопроникающие отправления мелодично переместились от прозрачных проявлений методом множественного осведомления к неощутимому служению.»

— Понял Ваня? И это всего лишь русский язык. А если между нами идиоматическая пропасть? А если они ещё и не гуманоиды?! А если их миллиарды миллиардов?! Представляешь в таком случае как богата возможностями первооснова? Чему удивляться, что пустота разумна!

Вильчевский тревожливо прищелился глазом.

— Дорогуша, ты что употребляешь: мак — синоним опиума, или что покрепче?

Муха изкрутилась вокруг магазина, из которого несло какой-то импортной завораживающе-чувственной вонью.

«Кровь вселенной — искусство! (Тыры-пыры!) Панцирь чистоты и разума! (Тыры-пыры-растопыры!) Великое молчание разума и побег мысли творца, созревающий на языке великого молчания разума! (Тары-бары растабары)»

Степан предупредил сквозь зубы, что его сейчас стошнит. Терентий же прекословит в пси-диапазоне. Неужели так трудно пару минут взаимоповосхищаться? Зато на этой планете такой растительный мир — ахнешь! Висячие сады Семирамиды.

«Чтобы добро побеждало окончательно (Снип-снап-снурэ, пурэ-базелюрэ), чтобы зло не превышало меру своего сосуда, искусство… (Трали-вали хали-гали заплясали)

Степан, не поворачивая головы, чревовещал Наставнику:

— А без этой помпы они бы свои фикусы густовершинные не показали?

— Показали бы, только, насколько я их знаю, шибко бы обиделись. И потом посмотри, какая картинка журнальная! Их же здесь тысяч сто собралось, не меньше, и все стоят по нитке, постанывая от уважения. Причем центр, куда радиально сходятся ряды, — их предводитель дворянства, да ты, художник с провинциальной планеты. Разве не приятно?

— Не мое это. Если я выпью два литра водки, я сдохну. А мою планету не склоняй, а то точно по зубам получишь. Тем более, что у землян их тридцать два, не жалко, если что, у вас же всего четыре, и то резиновые.

«Один глаз — солнце (Фигли-мигли с бухты-барахты), другой — зеркало (Хухры-мухры, шала-лула), третий глаз — …» — заклинило перевод.

Свист трудно перевести. И вообще: переводчик — предатель. Traduttore — traditore.{ игра слов на итальянском языке. Смысл: дурной переводчик искажает содержание оригинала. } После чего сообщено, что упомянуто название местного географического феномена, являвшегося до последнего тысячелетия объектом поклонения навроде священного Нила древнего Египта и до предпоследнего тысячелетия — носителем тайного имени, за произнесение которого — смерть.

— Хорошо бродить по свету с карамелькой за щекой, — безнадежно выпучившись на двойные солнца, висевшие в небе, отчего возникало знакомое ощущение, что перебрал до раздвоения в глазах. — Уболтали вы меня наотмашь! Нет, чтобы сразу сделать заявление в третий глаз ниже пояса, как водится между непалками и непальцами, проживателям Непала. Я уже пол-подошвы изшаркал, разшаркиваясь перед всеми.

«Жизнь, бегущая по руке Творца к кончику перста…. (Ляля-тополя)»

— Ну всё, Наставничек! Я предъявляю ультиматум!

— Степан Андреевич, держите, пожалуйста, лицо.

— Не буду я его держать! Ты вообще прислушайся, чем они предлагают заняться. Положить наши золотые яйца на алтарь истины…

— Но это же такая местная форма приветствия.

За такую форму известно что полагается. Пусть туземцы свою икру держат где хотят, а земляне яички будут содержать там, где привыкли. Степана откровенно передёрнуло. Да ещё золотой краской предлагают покрасить, извращенцы! И хотя, честно признать, заявись на Землю официально первый инопланетянин да давай шнырять по театрам, ресторанам, борделям, там, где на самом деле интересно, вместо того чтобы жестикулировать ногами в Организации Объединенных Наций, такое тоже бы смотрелось откровенным пренебрежением гостеприимства. Но художнику от этого не легче. Крепился, сколько мог, тем более при его нелюбви к торжественным мероприятиям, а сейчас взбунтовался. В результате чего оказался с горошиной переводчика и информсекретаря в ухе, в мастерской местного художника.

При всем при том ситуация очевидная. То же самое, что сидят они у Вильчевского в мастерской, как всегда заедалки про искусство, обсуждение последних замесов на ивановом холсте, бутылка французского на шахматах, вдруг звонят из министерства культуры Российской Федерации и так вкрадчиво осведомляются: как, мол, отнесётесь к тому факту, что к вам сейчас привезут сухопутного осьминога, к несчастью, являющегося художником и интересующегося искусством землян, но не конкретно вашим, (ему наплевать!) а как среднеарифметическим образчиком искусства туземцев в целом.

С одной стороны, может быть любопытно, с другой, конечно, момент драматический, потому что ты кто? А ты — дырка от бублика, у тебя ни в одном музее нет ни одной работы, не признают, ждут, когда ласты завернешь, частные собрания не в счет. А у перелётного осьминога портрет его любимой осьминожихи, ни много ни мало, приняли для постановки следующего театрального цикла вселенной. Пусть не зависть, но щелчок по носу. И потом, художник живого художника редко похвалит, чего то ради заполюбив. Специфика ремесла.