Многократор - Художник Её Высочества

— А что Ивар натворил? Это же тихий зайчик.

— Тихий зайчик с пулеметом арестован. Если честно, дичь какая-то получается, — вроде доверчиво приоткрывая карты, тактически подманивал. «Расскажи-ка буква Ё про твое житье-бытьё.» Они сами не понимают, какой из Лузина супостат. Пробирается через балкон наверх в лабораторию, показывая навыки морпеха, хулиганит с антенной.

— Так вы подразумеваете шпионаж, что ли?

— Кто ж его знает?

— Лабуда какая! Своеручно заверяю, — не играя возмутился. — Такой же нонсенс, как дружба ёжиков с воздушными шариками, как выходные у муравьев, как рок-н-ролл на горных лыжах, как… как война чукчей с неграми, как восьмичленная Тантра тайных устных наставлений в четырех томах!

— Хватит, Степан Андреевич. Довольно.

Кивнул хозяину на балкон и пошел к своим. Степан оцарапал взглядом следовательскую спину, двинулся следом и с удивлением оглядел раздвижную стремянку, на которой работал один из помощников. Второй, с счастливо-выпученным взглядом, как у персонажей картины Мочальского «Они видели Сталина», курил рядом.

— Ну?

Тот, который был наверху, покачал головой.

«Шиш вам! Я человек подневольный, галушка в гуще событий, а сработал чисто. Молодцом, галушка!»

— Почему вы считаете, что это лузинские напортачки?

— Не вопрос. Бабка соседка чай холодный пила на кухне. Квартира на первом этаже, у ней ночная жажда после селедки, а Лузин перед ней прошмыгнул. Опознала.

«Чувырла бабка! Не сволочь, конечно, — бестолочь. Знала бы, дура, кого подставила. Всё равно контра!»

— А может, он у любовницы был? — потанцевал бровями.

— Нет, он очень любит свою жену, насколько я понял. В отличие от нас с вами. Потом запонка за стилажами. Там ещё коробчушки чисто декоративно стояли… Джеймс-бандитизм какой-то…

Степан сразу заткнулся. «Маша-растеряша! Убил бы дубину нордическую медным тазом!»

Помощник спустился вниз. Следователь вопросительно поднял бровь. А ничего. Главного — отпечатков пальцев нет. Стекла прочие в пыли, а то самое тщательно протерто. На жести тоже. Окисел отпечатков не даёт. На ребре следы металла, крюк какой-то был. Возможно от веревочной лестницы.

«Так-то! Если б не бабка, да не запонка, можно было бы сказать: полюбуйся, варварская страна, на обнаженные ягодицы. А по большому счету, нет козырей у тебя, казённая душа. Одни дамы легкого поведения, да вальты туповатые.»

Предложил ещё кофе. Следователь согласился и они вернулись в мастерскую. Степан встал на страже. Пенка убежала — кофе проигран. Подними пенку раз не доверху, приподними на секунду турку, и последний раз — чтоб шла пена лавиной шампанского. Умудрись в последнее мгновение сдернув, ударить по ней струей воздуха, гася. Не каждому дано: рвануть турку в сторону резко, но не пролив ни капли. Художественно.

— Забавная турка, — рассматривая консервную банку с намотанной на ней проволочной ручкой. — С Копеляном Сергеем Наркисовичем тоже знакомы?

«Трактор — железный фраер! Голова в кустах! Кусок интеллекта! В сухом дереве нет дракона, в древнем черепе ясный зрачок. Таз мне на голову, сверху другим тазом бу-бум!»

— Кажись нет. Не пронзайте вы меня взглядами. Клянусь земли широким лоном, я чист пред верой и законом.

— А одна дама с музейного утверждает, что видела однажды, как Копелян поднялся до вас.

,Дорогие гости, вам эти хозяева со странно-добрыми лицами не надоели, в самом-то деле?!

— До меня ли? Может, только до зала открытий университета?

— Возможно. Только, что ему там, спрашивается, делать? Я его всё же опишу: черноволос, немного седины на висках, скромный возрастной животик, но подтянут, глаза… не знаю даже как сказать… смеются чтоли в кулак.

Вильчевский тоже порой зайдет в вагон метро, да гаркнет:,Граждане, предъявите билеты контролёру! и зубы скалит глазами.

Степан разлил кофе, подал чашку на блюдце. И увидел на блюдце тающий след от пальца. Ладони вспотели, вот-вот собственный прибор выскользнет.

Хорошо, что можно купить ошейник от блох, плохо, что блохи не следователи.

— Нет, не припоминаю, — развалясь в кресле, посмотрел на ясный зрачок бесстрастно, насколько получалось. — Впрочем… У него ногти не накладные?

— Хорошо держитесь, Степан Андреевич. — наклонившись вперед. — Значит, ничего не помните?

Следователю бы ещё включить, слепящую глаза, лампу, как в фильмах о славных гестапо-чекистских временах.

— Вы знаете, я последнюю позицию не помню. Кажется, моя левая нога под левым коленом партнерши. Колено правой ноги на её бедре левой же ноги. Тамабука с активной жизненной позицией, а вот с руками, знаете, прямо топологическая проруха. То ли правая длань, обнимая даму за шею, держит её за ягодицу, то ли белая ручка, зажав в локте мои легковозбудимые уши, щекочет ими пятки…

— Степан Андреевич! Великолепный! — взбрыкнул следователь. — Вы знаете, чем для многих закончилось пренебрежение к невзрачному подпункту: за дачу ложных показаний?

— Знаю. Сам сидел.

Этого «черный трубковерт» не ожидал.

— Как..?! — вырвалось у него. — Шутите? За что?

Степан с цирканьем допил кофе, сдерживая губами рвущиеся в рот кофейные крошки, оглядел сбитого с толку следователя и расказал, как в бытность студентом в их общежитии случились посиделки. Гуляли три группы, две с декоративного и театралы. А тут, как на грех, магазинчик ограбили. Он в этом же общежитии, с торца. Милиция пошла проверить на всякий случай. Жильцы автоматически разбиваются на три категории. Одни спят, конец ночи, как ни как. Прослойка тамабук в возбуждённом состоянии, дым коромыслом, ну а третья… Затянул время.

— А третьи фигуранты что делали? — поторопил «чёрный трубковёрт».

— Третьим-то был один я. За что арестовали, и посадили в кутузку до выяснения.

— Не понял, за что же посадили?

— Читал я книжку. Фенимора Купера.

У следователя совсем вытянулось лицо.

— А при чем здесь чтение?

— Да как при чем?! — вскинулся. — Идут служивые, обзыриваются, вынюхивают и констатируют: одни спят, что, согласитесь, нормально, другие нормально пьют. Что у нас чаще леса? Звёзды что ли? Фигня какая! Пивные бутылки! Вдруг посреди гигантской пьянки в пятьдесят персон, чуть только в сторонке, сидит типчик, абсолютно трезвый, и спокойненько читает Купера. Не спит, не балдеет, как все, а сидит и читает. Эт-то, знаете ли, более чем подозрительно!

«Черный трубковерт» рефлекторно хихикнул, сжал узкие губы до того, что оказался совсем без рта, и расхохотался по крупному. Запал его весь вышел. Встал, протянул визитку.

— Не потеряйте. Уверен, мы ещё увидимся.

Сибирский дед наверняка подумал бы: «Дружба дружбой — жопой врозь», а канибалы не поняли бы: зачем миссионер убеждал возлюбить ближнего? — он итак всем понравился.