Многократор - Художник Её Высочества

Поставил невыпитый кофе на стол и улегся рядом на край стола. Рок-н-ролльный столик под ним чуть не подломил свои стиляжьи ножки, но всё же выдержал и застонал.

— Э-э, парень, да у тебя неприятности.

Вот они, те самые мучения, вызванные разделением полов. Как было хорошо раньше, до тех пор пока Зевс не разделил сферического человека на мужчину и женщину. Жило бы андрогенное существо, радовалось жизни, так нет, надо было богу такую глупость сморозить.

Степан, сгорбившись, щелкал программами телевизорика.

…по поводу предстоящего визита Папы в Москву, последующего затем посещения прибалтийских государств и готовящегося там Всемирного фестиваля католической молодежи. Пресс-секретарь Ватикана заявил, что они не имеют принципиальных разногласий конфессионального…

… называвшийся в шестнадцатом веке блошиным мехом. Чучело соболя, куницы или ласки держали в руках или носили на золотой цепочке. Герцогиня Феррарская получила в подарок от мужа соболя с золотой головкой, украшенной двенадцатью рубинами, двумя алмазами, тремя изумрудами и четырьмя жемчужинами. Блохи предпочитали тонкий мех…

… президент принимает единоличное решение о вводе Национальной гвардии на Северный Кавказ. О чём собственноязычно сообщает…

Открыть бы дверочку в телевизор, засунуть руку по плечо, да съездить президенту по национальной…

… дыр-дыр, бумс-бумс, дыр-бумс, бумс-дыр…

Негры со своей икающей музыкой, в которой музыки, как в пустыне Сахаре снега.

— Помнишь собрание на третьем курсе?

Как не помнить? Вопли: «Храм искусств! Храм искусств!» до сих пор в ушах стоят. Не заступались за Вильчевского, отмалчивались. С педагогами ясно, круговая порука, а студенты просто струсили. Только один человек встал — Степан, и сказал: «Вы говорите о дисциплине, пропусках и бумажке из милиции. Но ни один не сказал главного: что Иван Вильчевский самый талантливый в нашем Храме искусств. Давайте выпорем его — и пусть учится дальше. У меня вот ремень фирменный, не кожзаменитель. Снять?», после чего, оторжавшись, вопрос об изгнании из училища этого разложенца, больше не поднимался. Всыпать — всыпали по первое число, но оставили. И теперь друг его хочет, чтобы Иван вёл себя как те малодушные студенты? Это противоестественно настолько, насколько противоестественен инцест фортепиано и арфы. Он понял, что дело в ней, — кивок в сторону портрета. Нельзя писать так, если не обожаешь свою натурщицу. Вильчевский понимает, что друг из высоких побуждений не хочешь загружать ему задницу, но требует загрузить её.

— Спасибо, Ваня. Сейчас я жду звонка. Если не получится, знаю что дальше.

— Честно? Ну и ладушки! Живи, учись и дурью майся. А впрочем, чем хочешь, тем и занимайся.

Тогда его будут отвлекать и развлекать. Жизнь продолжается. Жизнь — это череда бесконечного колличества отдельных мелких движений. Человек совершает пару биллионов мелких движений, кому сколько на роду написано, и в ящик родом хлабысь! Сейчас главное — найти напильник, и этим напильником совершить одно движение из тех биллионов. То есть сточить душевные мозоли. Напильник в таких случаях, не вино, не ликёры, не всякое там рафинированное виноградное. Напильник в таких серьезных случаях — русская водка. Прусского пивка для разжижения, само собой. Иван по-гречески означает «бог милует». Он, которого так милует бог, как возьмет за хвост змею сомнений, ползущую по позвоночнику нерешительности, как даст-даст её башкой об камни, башка только хряснет и отвалится. Только надо позвонить одной сообразительной скво, предупредить, чтоб не теряла. Обещал ей богом обмилуемый. А затем сделает из Степана эпикурейца, эпикурее самого Эпикура, последовательного, естественно, не в той части, где «живи уединенно», а в той, где «отсутствие страданий, здоровье тела и безмятежность духа». В общем, не бывает неоперабельного настроения, бывают просто совпадения. У вас хреновое настроение, а у хирурга понос. Кстати, известно орёлику, что существуют три позы испражнения? Первая — «степной орёл», вторая — «горный баран» и третья — «провисший заяц». Только ушки торчат. Так вот. Сейчас хирург принесет для операции всё, что нужно. Тудыма-сюдыма семь секунд. Засекай! Слоны, носороги и облегченные хирурги ломанулись в двери.

— Ванька, не буду я пить.

Из шахты лестницы прилетело, заметаемое топотом ног:

— Баба с возу — другая лезет.

Какие там семь секунд. Показалось, дружок вернулся в то же мгновение, когда вышел. Похоже даже, он вернулся раньше, чем вышел. Вильчевский сбрасывал пар, а всё, что нужно для операции, бренчало в целлофановом пакете с рвущимися ручками.

— Щас мы линии жизни горб-то вправим. Линия жизни, ты, главное, бойся!

— Я не хочу. Пьянство мне постыло.

— Вот поэтому будем злоупотреблять из аметистовых кубков. В них вино теряет дурманящую силу. У тебя разве нет кубков из аметистов?

Водка, падая в советские стаканы, завивалась винтом, самораскручиваясь. Стакан вставлен в ладонь, степановы пальцы с силой обжаты по граням.

— Чокайся, карапузик со стёклышком. Выпьем не чинясь. Глотай, конина дохлая!

— Не хочу.

— Щас ножками затопчу, хвостиком замету. Что, рот силой разжимать наймиту грусти?

— Не хочу.

— Кто из нас не хочет, я сам буду решать! Ребра под кожей чешутся, фифочка? Щас почешу! Даже соболям и норкам в зверосовхозе каждый день дают три грамма водки, чтобы мех блестел. Матом тебя прошу! Первая рюмка колом, вторая соколом, протчие мелкими пташками. Считаю до трёх. Раз. Два. Два с четвертью! Два с половиною! Два на ниточке! Два на иголочке… Ты меня задолбал, противленец! Тебя дятлы воспитывали что ли?! Глотай таблетку за то, чтобы легко-быстро умереть!

За это Степан таблетку проглотил. Но пожаловался:

— Малодушный я.

— Мало того! Опреломыслая хавыра, олдовый котел, дынькоголовая мотыга, исцелованная плётками насмерть, девчонский соплюшечник, сало и конькеист с потными зубами, эмаль которых потрескалась от черезмерного стискивания. Сразу по второй, тоску размыкав.

— Обалдел?! Не буду я больше.

— Лучше меньше, да лучше, чем больше. Как я обожаю вакуумные бомбы!

Под падение самораскручивающейся водки в стаканы, Вильчевский рассказал кое-что об этом чудном оружии. Вакуумная бомба — боеприпас объемного взрыва. Представляет собой легковоспламеняющиеся нефтепродукты: метан, пропан, бутадиен, прочая прелесть. При ударе о землю бомба вскрывается и образует аэрозольное облако, смесь горючих веществ с воздухом. Затекает куда только можно. Ноги так затекли, что не вытекают обратно. Потом ба-бах! Поражающее действие в пять раз превосходит обычные взрывчатые вещества.

— Ты зачем третью наливаешь? Мы еще не закусили после первых двух.