Многократор - Художник Её Высочества

— Щас закусим оптом. Вывинтив из мозга пробки, разольём идеи в стопки.

Чему удивляться, что третья порция упала водой.

— У тебя соль есть?

В эту секунду Бумажному ударило в голову.

— Соль дороже золота. Без золота можно жить, без соли нельзя.

— Кто тебе такую ерунду сказал, Степандреевич?

— Коссиодор.

— Дурак твой Коссиодор! Он где живет? В Люберцах? Там все оригиналы. Если тебе соли жалко, я тоже не могу солить помидоры золотом. Оживляй давай!

Дружку в одну руку помидорину, соленую такой дорогой солью, в другую — оранжевую игрушку. В яйце окошечко. По периметру символы, кнопки.

— Если выдернуть хвостик сбоку — птенец родится и начнет развиваться.

Степан помнил, как ещё до его первой поездки в Париж, каждый второй ребенок ходил с подвешенным на шее таким яичком. Из телевизора слышались жалобы учителей по поводу игрушки, придуманной японцами. Дети во время урока должны учиться, а не возиться чёрт знает с чем под партой. Японцы вторую мировую профукали, теперь так морально компенсируются. И вообще они сидят на полу, чтобы не высоко было падать лицом в салат в конце корпоратива.

— Мы должны его вырастить. Я прихватил инструкцию. Обязаны кормить птенчика, укладывать спать, делать уколы, если заболеет, выносить фекалии, если нахезает, периодически играть с ним. Имеешь право по попке наподдать, если будет капризничать.

— С ума сошёл? У меня нет времени побриться, а я должен возиться неизвестно с чем.

— А спать до обеда, зубами к стене, есть время? — выдергивая хвостик из яйца.

Склонились над игрушкой, разглядывая, что происходит. Яйцо в траве запульсировало.

— Ну? — не вытерпел Степан через минуту. — И что?

— Фиг его знает. Наверно, скоро вылупится.

Вылупится — так вылупится. Откатил яйцо подальше, чтобы не отвлекало.

— Я, Степан Андреевич, хочу выпить за твоих врагов, — локоть на уровне плеч, на гусарском отлете, аметистовый кубок у губ. — Чтоб у них всё было хорошо. Чтоб имели они огромные квартиры, дорогие машины, большие кучи денег, красивых жён, тёщь на кладбищах.

— Зачем это нужно?

— А затем, чтоб от такой хорошей жизни им не хотелось делать гадости.

Выпив, закусили. Степан подумал и сказал:

— Зря выпили. У меня нет врагов.

Вильчевский не согласился. У каждого человека должны быть враги. Чтобы человек не почивал на щите и лаврах не расслаблялся.

— А у меня нет, — заупрямился.

— Должны быть. Ты просто забыл.

Степан задумался, рыская по своей жизни туда-обратно. Не было врагов, хоть тресни! Нет, были, конечно, но все-таки не враги. Так, мелкие недоброхоты. Этому по уху дашь, другого дурака проигнорируешь, на женские наскоки, в которых больше ору, чем дела, не ответишь. Но по большому счёту не было. Никто его особенно не заедал и тем более не ненавидел.

— Был враг. Точно! Дура-баба-лисапед, мозги на сдачу. На одной лестничной площадке жили. Утверждала, крокодилярия, что я под её коврик бычки подкладываю. Я в своей жизни одну сигарету выкурил, а она тысяч триста. Даже караулила. Табуретку у двери поставит, сядет, пугало, и ждет, смолит так, что из глазка в двери дым валит. Я домой, она выскакивает, глаза бешеной селёдки, стучит соседке, такой же прокуренной маразматичке, и начинают пронзать воплями уши.

— Давай ей построим курилку из кирпичей пресованного пороха и красивые планерные крылья, чтобы одевала перед курением в курятнике.

— А если не лётная погода?

— Тогда давай ей ковер купим, самый дорогой, в пределах суммы?

— Это в Красноярске было.

— Жаль! Постелили бы роскошный ковёр на лестничную площадку, у двери тумбочку из антикварного, на тумбочку пепельницу в виде лошади, убитой каплей никотина, в вазу букет георгинов, каждый размером с её голову.

— У неё маленькая голова. Как яйца у её деда в холодной воде.

— Ну какая? Такая что ли? — показал полмизинца.

— Чуть больше, — передвигая палец друга в основание мизинца.

— Мда, для головы ещё сойдет, а для яиц маловато.

Каркнуло. За окном, на зубце сидел воронище. Вильчевский срочно потребовал рогатку.

— Это Жулькин дружок.

— Тогда давай выпьем за дружбу!

Они выпили за дружбу. Иван подошел к окну и обратился к птице, где-то даже похожий на патера. Патеры, когда с амвона выступают, бывают навеселе? Бывает. Что они не люди, что ли?

Ворон стал боком, готовый в любую секунду шарахнуться прочь и внимательно слушал.

— Скучно жить без алкоголя. Ты не согласна, птичка?

По ворону было видно, что не скучно. Своя напряженная жизнь, мероприятие за мероприятием.

Вильчевский махал руками, доказывая. На каждый взмах руки ворон вздрагивал, но не улетал.

— Кошки не пьют, собачки не пьют, коровы… Нет, коровы пусть останутся трезвыми. Детей кормить сыром надо. Птичка прилетела, фью-фью, нажралась червяков, полетела, крылышками бяк-бяк, на лету обгадилась, снова в гнездо, жопу мять. Ну скучно, сил нет!

Ворону надоело и он свалился с зубца вниз. Лучше полететь за червяками, чем слушать неубедительные аргументы резонёра о пользе тотального пьянства.

— Ты ничего не слышишь? Или у меня в ушах звенит? Ба! Да это Тамагочи! — вырыл закатившееся под бумаги яйцо, лицо счастливой мамаши. — У-тю-тю. Вылупился, перепелушечка. У-сю-сю.

Малюсенький Тамагочи шлялся из угла в угол и разевал клюв.

— Он, наверно, есть хочет? — предположил Степан.

Вильчевский с трудом нажимал толстым пальцем миниатюрные кнопочки.

— Жмём вот так, — заглянул в инструкцию. — Смотрим.

В окошке появилось: возраст — 1 год, вес — 20 грамм.

— Ты понял? Он еще ни разу не поел, а ему уже один год. Ну йог! А это что за тесты? Дисциплина — нуль, «ханге» — голодность, — нуль, счастливость — нуль. Надо кормить.

В позиции «корм» появилось меню.

— «Мил» означает «еда» и «мука». Значит, мучное. «Стейк» — мясное. Слушай, а стейк из курятины бывает? Ничего себе! Он, оказывается, каннибал. Во дают япошки! Ну, кушай, деточка.

В траву упала печёность, похожая на ромовую бабу. Птенец набросился на неё и живо умял.

— Теперь мясное.

Сверху свалилась шайба стейка. Мгновенно исчез и он.

— Накормили. Как вспомню, как с Анькой всю ночь прыгали, так вздрогну! То писать, то какать, то сиську, то газету.

Степан взял яйцо и, балуясь, прошел по кругу по позициям.

— Чёрта с два! Он недоел.

В самом деле, в тесте «ханге» из четырех сердечек окрасилось только одно.

— Ну, тогда он слон! Сколько ж ему надо? Дай-ка сюда, — нажимал раз за разом и «стейк», и «мил», повторяя. — Жри, скотина! Жри! Чтоб ты лопнул!

Внезапно в правом углу экранчика появился череп. Полезли в инструкцию и вычитали, что Тамагочи нельзя перекармливать. Но зато перекормленного можно лечить уколами. Поставили укол — порядок, череп исчез, и довольный Тамагочи носится по лужайке.