Яна Завацкая - Ликей

— Да, с русскими тяжело, — сказала Моника, — Это такой… суетливый народ. Конечно, у них есть свои положительные качества. Они гостеприимны, добры, отзывчивы, не злобны… но им порой так трудно что-то объяснить. Вам еще придется работать в Социальном Центре, Джейн. Нас, ликеидов, мало здесь, и мы все по очереди несем там дежурство. Я-то психолог, работаю в Социале постоянно, но Ликей не может позволить себе держать там много штатных работников.

— И часто… эти дежурства? — спросила Джейн, отставив тарелку. Люба уже убирала со стола, принесла большую корзину с фруктами.

— Раз в неделю… ничего особенного, — пояснил Клаус, — вам придется либо вести какую-то группу — мы пытаемся привить населению элементарные навыки психологической грамотности — либо дежурить в кабинете срочной психологической помощи.

— Кстати, — вмешался Аркадий, — Не пора ли нам выпить? За успешное начало работы, Джейн!

Все с энтузиазмом выпили, закусив ломтиками ананаса.

Как принято у ликеидов повсюду, устроили маленький домашний концерт. Джейн играла на фортепиано Шопена, Беатрис с ее мягким меццо-сопрано исполнила «Весну» Грига, Аркадий и Рене составили неплохой дуэт — тенор и бас — и спели Кассиана, «Золотой век», Клаус и Моника играли концерт Моцарта для фортепьяно и скрипки (причем Моника оказалась скрипичным виртуозом). Затем Рене прочел по-английски пару стихов Суинберна, и в заключение Клаус спел под гитару несколько песен Гейне.

Аркадий вступал время от времени вторым голосом.

После этого Люба подала торт и чай — по русскому обычаю. Причем, оказалось, что торт пекла она сама… «Любаша у меня мастер, — похвастался Аркадий, — все делает своими руками. Потрясающий талант!» Джейн не могла не воздать должное таланту Любы… такой торт не купишь готовым в булочной. Беатрис рассказала, что они дома специально наняли кухарку, девушку из Сербии — готовит просто великолепно… поэтому на обеды к ним приходит половина ликейской части Франкфурта. На завтрак и ужин они обходятся кухонной машиной и готовыми булочками… «Точнее, они доедают то, что осталось от обеда», — заметил Клаус. Он, как выяснилось, хотя жил в другой части Германии, уже неоднократно был гостем в семье Беатрис. «А что принято готовить в Германии?» — поинтересовалась Джейн. «Наверное, то же, что и в Америке… ведь в большинстве стран национальная кухня давно сошла на нет, используется лишь как приманка для туристов». «Здесь, в России, еще кое-что осталось», — возразил Рене. «Например?» — «Например, борщ… или блины, или вот этот торт, „Наполеон“». — «Ну нет, — возразил Аркадий, — торт никак нельзя считать коренным русским блюдом. Это довольно позднее заимствование». «А блины есть везде… у нас они называются Pfannkuchen, — подхватила Беатрис, — А борщ — это просто овощной суп».

За окном постепенно стемнело. Стали собираться домой. Первыми ушли Рене и Моника. Клаус ушел с хозяином в кабинет, обсудить какую-то проблему… Беатрис заявила, что не собирается ждать, и Джейн вышла вместе с ней в коридор. Люба стояла, сложив руки на животе, прислонившись к дверному косяку. Джейн подошла к ней:

— Все было очень вкусно… большое спасибо.

— Не за что, — ответила Люба, улыбаясь, — Заходите еще… мы всегда рады. Мы ведь теперь одни, Славик учится… Приходите, пожалуйста.

— Спасибо, — сердечно ответила Джейн. Люба ей очень понравилась — добрая, немногословная, приветливая женщина, к тому же, замечательная хозяйка.

— Пойдем, Джейн, — вздохнула Беатрис, накинув на плечи что-то вроде прозрачного пончо, — До свидания, Люба.

Ликеиды вышли из квартиры, спустились по лестнице. У подъезда Беатрис остановилась.

Она была высокой, выше Джейн на полголовы (а ведь американка тоже не казалась малышкой), то ли белесые, коротко подстриженные волосы, то ли крупноватые черты лица, то ли некоторая угловатость сильной спортивной фигуры Беатрис вызывали впечатление излишней мужественности. Но если приглядеться, немка все же не была лишена какого-то своеобразного очарования. Джейн невольно подумала, что на месте Беатрис непременно носила бы широкие юбки и топы… немного увеличить худой мальчишеский таз и зрительно уменьшить плечи. Небольшие голубые глаза генетика из Германии смотрели на мир с некоторым вызовом.

— Ну вот, Дженни… вот так у нас. Скучновато?

— Нет, что ты. Мне понравилось.

— Ладно, не скрывай, — Беатрис улыбнулась, — У нас здесь суровые, почти военные будни… и редкие скудные праздники. Ничего, пять лет можно выдержать.

— А тебе сколько осталось?

— Мне? Два. Клаусу полтора, и только эта сумасшедшая парочка собирается тут торчать еще долго…

— Они не хотят заводить детей? — спросила Джейн. Беатрис пожала плечами.

— Да нет. Поженились четыре года назад. Одержимы идеей преобразования мира и преображения человека… ну знаешь, все эти обычные школьные благоглупости. В общем, хотят поработать на благо человечества, а потом, может быть, дети…

Джейн пожала плечами, не зная, что сказать. Резкость Беатрис была для нее несколько неожиданной.

— Мы с Клаусом тоже не хотим себя связывать… по крайней мере пока, до окончания миссии, — обронила немка, — Там будет видно. Отработать здесь, пожить для себя хоть несколько лет… Тебе сколько? Двадцать три?

— Двадцать два.

— Мне двадцать семь. Нам сюда, — дверь подъезда распахнулась перед ними. Охранник вскочил со стула.

— Так ты со мной в одном подъезде живешь? — спросила Джейн.

— Да, только на первом этаже. Тут полно не-ликеидов, будь с ними поосторожнее… Ну пока, встретимся завтра на работе, — Беатрис скрылась за дверью квартиры.

Джейн быстро шагала вслед за маленькой, стремительной Моникой по коридору Социала, заполненному сидящими в креслах посетителями. Француженка свернула в один из кабинетов, оказавшийся пустым.

— Вот здесь… располагайся. Сейчас я буду вводить тебя в курс дела.

В кабинете с дымчатыми тусклыми стенами, мягким светлым ковровым покрытием, стоял один небольшой стол с монитором — за него психологиня усадила Джейн. Кроме стола, в помещении уютно разместились полукругом мягкие кожаные диванчики и кресла, торшер, в центре — журнальный столик, в стену встроен большой аквариум с лениво шевелящими плавниками сомиками и телескопами.

— Вот здесь — вызов, — показала Моника, усевшись в кресло, и сама нажала кнопку под рукояткой. Через несколько секунд дверь робко приоткрыли.

— Войдите, пожалуйста, — пригласила Моника. В дверях показалась женщина средних лет с усталым, как у многих русских женщин, уже покрытым морщинками лицом. Моника пригласила посетительницу сесть. Джейн невольно отметила, что как и многие не-ликеиды, женщина следила за своей внешностью лишь от случая к случаю… Губы подкрашены, но морщинки расползлись по неухоженному, обветренному лицу. Волосы уложены неумелой рукой, одежда с претензией на шик, но явно старая и не совсем по мерке сшитая.