Журнал «Если» - «Если», 2001 № 09

Однако сегодня я смотрю не на мою жену, а на экран телевизора. В местных новостях все еще пережевывается потрясающая сенсация: Джоэл Монтгомери — то, Джоэл Монтгомери — это. А на случай, если кто-то подзабыл, репортеры продолжают перечислять его активы. Свою первую акцию Джоэл купил еще подростком. Первую компанию приобрел еще до двадцати одного года, а неоспоримым миллиардером стал еще до тридцати лет. Первая акция, выпущенная Монтгомери, вступила в жизнь за два доллара. Теперь та же акция стоит столько же, сколько новый «лексус». Если бы я в самом начале купил десять акций, если бы следующие два десятка лет… словом, мы с Полиной могли бы купить практически любую островную страну по своему выбору, а затем предаться деспотической роскоши.

Соль в том, что это могло бы случиться.

И очень просто.

Я в школьной столовой ел что-то таинственное. Джоэл сел напротив меня без всякого приглашения. Он выдал мне свою особую улыбочку, потом спросил: «Ну как, Росс? Одолжишь мне небольшой капитал и дашь мне распорядиться им по-моему?»

Я мог бы ответить «нет» по сотне веских причин.

Но чтобы отказать ему, мне требовалось не больше одной. И я сказал напрямик: «Ты мне не слишком нравишься, и мы оба знаем причину. Так отчего бы тебе с этой минуты больше ко мне не лезть?»

Двадцать с лишним лет прошло, а я все еще помню свои слова. В миллионный раз не могу не спросить себя: «А что, если бы?..» И вздрагиваю, и мотаю головой, и, спасая свою душу, изучаю ягодицы жены.

— Единственное действующее зеркало в частном владении, — объясняет ведущий. — Мистер Монтгомери использует его, чтобы собирать в нашем прекрасном городе свои альтернативные «я». Это будет месяц замечательных событий, и он завершится фестивалем в честь его и их дня рождения.

— Прыщ самодовольный! — взрываюсь я. — Самовлюбленная сволочь!

Полина пристраивается рядом со мной, отбирает пульт и выключает телевизор. И находит нужным сказать мне:

— А это тебя очень злит.

Как будто я сам не знаю, что чувствую.

— Он сделал для нашего города колоссально много, — напоминает она.

Я не говорю того, что думаю. И даю тишине воцариться в спальне. Потом вполголоса ставлю Полину в известность:

— Я больше не хочу разговаривать о Джоэле Монтгомери.

Она встает и проверяет, заперта ли дверь, что теперь случается не так уж часто, а возвратившись к кровати, пристально смотрит на меня.

Ну, естественно, в конторе только и разговоров, что о фестивале и зеркалах. Наш самоназначенный всезнайка утверждает, что Джоэл уже забронировал все свободные номера в лучших отелях. Вот как он называет нашего соседа-миллиардера — Джоэл. Как, впрочем, и все. Это ведь город на Среднем Западе с четвертью миллиона жителей, и если вы местный и из обеспеченной семьи, то почти наверняка с ним знакомы. Учились в одной школе. Либо он в то или другое время ухаживал за вашей родной сестрой, двоюродной, а то и за вашей матерью. А может, вы были приглашены на благотворительный концерт, где под дружные аплодисменты ему преподнесли мемориальную дощечку орехового дерева. Джоэл пожал минимум четверть правых рук в городе и знал по имени множество людей.

Бесспорно, у него есть подход. Он такой любезный, светский и неотразимо обаятельный. Легко создает впечатление, что вы — его новый дорогой друг, пусть даже он только что прочитал ваше имя по бумажке. Не такая уж веская причина, чтобы человек вам нравился. Но если отбросить его деньги, влияние и местные корни, то можно увидеть главную причину, почему люди прямо-таки обожают нашего маленького Джоэла.

Черт, даже я научился принимать и уважать моего былого одноклассника. И хотя называл его самовлюбленным прыщом, но фестиваль расшевелил мое любопытство. Даже заинтересовал. Почти заинтриговал.

В обеденный перерыв я вместо ресторана ускользаю в клуб здоровья. Вместо жиров и соли, поглощаю двадцать минут кручения педалей и выжимания тяжестей. Все телевизоры в длинном зале передают программу новостей, тридцать — сорок изображений нашего Джоэла рассказывают о его планах. Ученые, занимающиеся подобными штучками, утверждают, что в пределах соприкосновения существует десять триллионов вселенных, чуть-чуть отличающихся от нашей. И в этих почти соприкасающихся вселенных зеркала — неизменно новейшая технология, безумно дорогая, сосредоточенная в руках немногих счастливцев. Из чего следует, что наш Джоэл намеревается отыскивать таких же Джоэлов, как он. Богатых. По прикидкам, визит нам нанесут тридцать — сорок, что не так уж и странно. И тут я словно вижу, как они торжественно проезжают по городу — каждый с заднего сиденья красного лимузина машет камерам и вопящим поклонникам… Выглядит это таким нелепым, и безобидным, и увлекательным, что, упражняя брюшной пресс, я начинаю смеяться, и меня охватывают слабость, и облегчение, и счастье.

Мое счастье длится десять минут.

Я одеваюсь после быстрого обжигающего душа, а в соседней кабинке болтают двое молодых ребят.

— Что бы ты сделал, будь у тебя такое? — спрашивает один своего дружка. И тут же отвечает на собственный вопрос: — Я бы поменялся местом с моим двойником. Он и глазом моргнуть не успел бы.

— Угу. А зачем?

— Попробовать его жизнь.

— Попробовать его жену?

— Да нет, я сказал… — и тут он хохочет. — Ага, я это самое и сказал. Каждую ночь я бы пробовал новую жену.

В школе Джоэл участвовал в кроссе. Я об этом не так уж часто думаю, но теперь ясно вспоминаю, как выглядели бегуны. Джоэлам, чтобы не путать, присвоят номера, как марафонцам. Наш Джоэл будет «номером первым». Остальным номера станут выдавать в порядке появления из зеркала. Как я слышал, все будет классно: номера сделают маленькими, вышитыми на квадратиках дорогой шерстяной материи, так, чтобы, пришитые к любому костюму, они выглядели элегантно.

Рост и сила сделали Полину звездой волейбольной команды. Наша школа устраивала ежегодный банкет для своих спортсменов, и я подумывал о том, чтобы пригласить ее быть моей дамой. Но Джоэл первым выскочил из ворот, и она сказала ему «да». Так что в конце концов я пригласил своего отца. Речь на банкете произносил удалившийся от дел владелец упаковочной фирмы, и он объяснял, сколько хорошего ему принесли занятия «атле-етикой» — добавляя лишнее «е», словно вкладывая в это слово весомость и фальшивую значимость. Я был футболистом в дублирующем составе, а изредка и в первом. И если не считать странной манеры произносить «атле-етика», я ничего больше об ораторе не помню. Зато помню, как я следил за Джоэлом и Полиной: он говорил без умолку, а она смеялась (слишком много — тем более, если слушала только из вежливости).

Домой я вернулся раньше жены.