Сакё Комацу - Похитители завтрашнего дня (авторский сборник)

Я недоумевал. Если рассказ действительно такой уж замечательный, как же он прошел мимо меня? Ведь одно время я даже коллекционировал подобные произведения. Мои родственники даже шутили, что у нас в доме страшно прикасаться к книжным полкам - того и гляди выскочит какой-нибудь мертвец, призрак, дьявол или разбойник с окровавленными руками.

Так вот, все отлично знали этот рассказ, но как только я просил пересказать его, начиналось нечто странное. Собеседник мялся, бледнел, краснел, поджимал губы и неизменно отвечал: как-нибудь в другой раз.

- Рассказ великолепный. Пожалуй, даже гениальный, - сказал один приятель. - Написан удивительно ярко и точно. Такое ощущение, будто ты сам в гуще событий.

Но он отказался передать его содержание, только, содрогнувшись, посмотрел на меня леденящим душу взглядом.

- Кошмарный рассказ! - сказал другой, сдерживая охватившую его дрожь. Такое не приснится в самом дурном сне. Не знаю, конечно, может быть, есть книги и пострашнее, по я, во всяком случае, ничего страшнее не читал и не слышал.

Проклятая "Голова быка" стала моим наваждением. Меня сжигало жгучее, болезненное любопытство, граничащее с навязчивой идеей. Встретив знакомого, я вцеплялся в него бульдожьей хваткой и вместо обычных вопросов о здоровье и служебных делах говорил:

- "Голова быка"... Вы знаете этот рассказ?..

В конце концов меня стали избегать как опасного маньяка. Мои пылающие щеки и горящие глаза отпугивали людей. Завидев меня, знакомые шарахались в сторону с возгласом: "Голова быка" идет!"

Однажды при очередной встрече я вдруг сам ужасно испугался. Помчался домой, бросился к зеркалу. Недаром же говорят, что рассказ "дурной"... Может быть, он обладает магической силой воздействия, и... и сейчас я увижу вместо своего лица жуткую бычью морду с бешеными глазами, пеной на губах... Но в зеркале отразилось мое лицо, искаженное страхом, покрытое холодным потом, жалкое, отвратительное, но все же мое - человеческое.

Я немного успокоился, но расспросов не прекратил.

Так прошло несколько месяцев. Мне все же удалось кое-что выяснить. А именно первоисточник. Оказывается, этот рассказ сочинил метр О., один из старейших и известнейших писателей детективного жанра. А сам писатель почерпнул его из среднеазиатского фольклора.

Как-то под вечер я вломился в квартиру достоуважаемого метра и начал умолять его рассказать мне "Голову быка". По лицу старика пробежала тень испуга и растерянности.

- Да, да, да... вы правы... источник рассказа - среднеазиатский фольклор, - пробормотал он. - Я записал его в Самарканде. Да, да... конечно, конечно, расскажу... Отчего не рассказать?.. Но не сейчас, друг мой. Сейчас... мне нужно уходить... Приходите завтра. Завтра вечером.

Назавтра в назначенный час я позвонил в квартиру писателя. Настроение у меня было приподнятое и даже торжественное: наконец-то я услышу эту потрясающую, не дававшую мне спокойно жить историю!

Дверь открыл слуга:

- Вы господин такой-то? Очень сожалею, но метр О. просил передать вам, что по совершенно неотложному делу вылетел за границу...

Ошарашенный столь неожиданным оборотом дела, я поплелся домой. Был холодный туманный вечер. Во мгле мигали красные огни светофоров - глаза разъяренного, преследовавшего меня быка. И мне вдруг стало по-настоящему страшно. Кто же сошел с ума - я или все окружающие?.. Писатель сбежал от меня... Может быть, и не сбежал, по, во всяком случае, решил избавиться. Чтобы не рассказывать, не говорить про "Голову быка"... А может быть, ее вообще нет, этой "головы"?.. Есть название, есть ужас, живущий в сердцах людей, а самого рассказа нет и никогда не было?! Что же это такое? Ужас перед несуществующим ужасом... Никто никогда не слышал этого рассказа...

...Когда-то, в незапамятные времена, кто-то рассказал кому-то кошмарную историю. Может быть, старая бабка малолетнему внуку. И ребенку было очень страшно... А потом он забыл содержание, но чувство ужаса осталось. И он стал пугать своих детей "Головой быка". А те - когда выросли - своих... И пошел страх гулять по городам и странам. Страх, имевший одно лишь название - "Голова быка"...

Я шагал по токийским улицам, и рядом со мной шагал страх. Живой, ощутимый. И имя ему было "Голова быка". Меня била мелкая дрожь. Кто же все-таки безумен - я или люди?..

Через несколько лет на телестудии ко мне обратился молодой режиссер:

- Говорят, есть один страшный рассказ - "Голова быка". Вы его знаете?

- А-а... - тихо пробормотал я, чувствуя, что бледнею. - Как же, знаю, знаю... Ужасный рассказ. Кошмарный рассказ... Самый страшный и самый отвратительный на свете!

- Кэн-тян...

Над низкой живой изгородью, оплетенной засыхающими стеблями повилики, всплывает белое светлею пятно - лицо девочки.

- На, возьми... Прости, что так поздно.

В протянутой через изгородь руке колышутся тонкие, едва различимые в полутьме метелки китайского мисканта.

Кэнити, встав на цыпочки, протягивает обе руки навстречу руке девочки.

Мать Кэнити, на ходу надев на босу ногу садовые гета, спускается с галереи в палисадник. Звучат легкие шаги.

- Спасибо, Йосико-тян. Ты уж извини за беспокойство. Кэнити сам бы должен был сходить в поле за мискантом, да прихворнул немного, выпил слишком много сладкой воды со льдом. Ужасный он у меня сластена.

Мелькают белые ноги, легкое вечернее кимоно плывет по воздуху. Ласковая улыбка трогает губы женщины. Лицо у нее тонко очерченное, светлое, матовое. Волосы зачесаны назад и собраны в тяжелый узел на затылке.

"Какая у меня красивая мама!" - думает Кэнити и с восхищением глядит на мать.

- Как поживаешь, Йосико-тян? - пальцы женщины нежно касаются головы девочки. - У вас дома уже все готово для встречи луны?

- Да... Я все сама приготовила...

- Сама? Одна?

- Угу... Им некогда - папа сидит и пьет сакэ, а мама ушла по делам.

На секунду мать Кэнити задумывается, потом говорит:

- Хочешь отпраздновать с нами восход луны? Наш папа в командировке, мы с Кэнити вдвоем.

Маленькое, светлое как цветок повилики лицо делается еще светлее от счастья. Словно луна уже взошла по ту сторону изгороди. Стук гэта, скрип калитки.

Все трое на галерее. Женщина ставит чашечки с ячменным отваром перед чинно усевшимися мальчиком и девочкой. На столике для сутр - поднос из свежего, некрашеного дерева. На подносе - круглые как шар лепешки, вареный в стручках молодой горох, каштаны.

Мать ставит в вазу букет мисканта - подарок Йосико.

- О-о, смотрите, луна уже взошла!

Из-за крыши соседнего дома показывается круглая, светлая и ясная, как начищенный серебряный поднос, луна. По ней медленно проплывают прозрачные обрывки облаков.

- "Луна, луна, взошла луна..." - запевает Йосико тоненьким мелодичным голоском, глотая слова. Кэнити поворачивается и видит, как мать молитвенно складывает ладони перед луной. Наверно, про папу думает... И мальчик вдруг ощущает острый прилив тоски по отцу, уехавшему в командировку. Он смотрит на луну. Ему кажется, что у нее такие же усы, как у папы...