Александр Шуваев - FLY

Он возник, словно сгустившись из темноты и негромко свистнул сквозь зубы:

- Эй, шисс, эй!

И у него сердце сжалось, почти остановилось от ощущения не беды даже, - гибели. Посмотрев на окликнувшего его, бывший, - потому что сразу же засчитал себя в бывшие, - десятник все - таки не смог не вздрогнуть заново. Это был особенно крупный экземпляр породы омерзительных тварей, именуемых "заморскими дьяволами" или, иначе "длинноносыми варварами". С ними дружили, торговали, договаривались, работали, но, однако же, между собой продолжали называть их именно так. Так вот эта тварь была особенно крупной и особенно омерзительной, а сейчас, в темно-сером комбинезоне, в темно- серой пилотке, нахлобученной на уши, с зачерненным лицом - так и подавно. Один глаз у него был скрыт каким- то устройством, а другой - буквально горел желтым, лютым огнем. Он уже раньше обратил внимание на огромного желтоглазого варвара и безотчетно возненавидел его. Он по все своим статьям не походил на потомка ветхого Адама или, как считают иные глупцы из варваров, на потомка ветхой обезьяны: больше всего он напоминал потомка тигра, вставшего на задние лапы, воплощение Желтоглазого, громадный хам с кошачьими, бесшумными движениями. Помимо стати и движений буквально все в его лице выдавало его истинную природу: тигриными, - будто мало было бесконечно-лютых желтых глаз, - были угловатые очертания скул, лба и подбородка, словно тесаных из гранита, и даже чуть загнутые вперед, блекло- желтые бакенбарды твари. У него не было оружия, а шисс хорошо владел приемами традиционного бокса, - но ему даже в голову не пришло драться. Чудовище прикончило бы его голыми руками, как он прикончил бы мышь, пойманную за хвост, без труда, с наслаждением, мучительно, это была просто-напросто аксиома, не нуждавшаяся в доказательствах истина. Все, порог, конец, последний предел.

- И что же ты тут делаешь, маленький шисс, - жирно промурлыкала эта, лишь по недоразумению - человекообразная, тварь, - ну? Я жду рассказа, что ты просто-напросто вышел пописать и ничего-ничего не ведаешь об одном забавном устройстве…

Он и сделал-то как будто всего одно неуловимое движение, а оказался вдруг совсем рядом, каменные лапы клещами вцепились в плечо, а потом каменный палец вонзился ему под ухо, и он не закричал от острой, колющей, костяной боли только потому что не смог, а желтоглазый тем временем продолжал, слегка-слегка, - в самую меру, - свирепея, чтобы ужас в схваченном - отнюдь не слабел бы, а продолжал гореть ярким, нетускнеющим пламенем:

- А ведь ты, наверное, казался себе самым умным - а? Только кое-чего ты все же не знаешь: мы научились прямо в воздухе делать невидимые зеркала, отражающие радио. И мы накрыли зеркалом остров, как завтра - накрыли бы казарму на Гая-Гая. Мы поставили не три, а целых четыре приемника, пеленгующих отраженные сигналы, а все для чего? Все для того, чтобы со всей надежностью прищемить твой хвост, маленький шисс. Так что можешь гордиться, на тебя хорошо потратились…

Время от времени он менял способ хватки на другой, еще более болезненный, но его пленник от страха все равно не решался кричать, а только сипел или, в крайнем случае, задушено блеял.

- …А кроме того ты, мой сладенький краснопопик, все время оглядывался в поиске каких- нибудь больших дядек вроде меня, и совсем-совсем позабыл про маленькие такие камеры для слежения, - говоря все это, он не терял времени даром, а совсем наоборот, - чрезвычайно целеустремленно волок его куда-то в сторону своих бараков, таких же крепких, чистых и аккуратных как и все, что они делали, - и дышать ты будешь теперь так, как я скажу, а если ты будешь крутить, то знаешь, что я с тобой сделаю? Шесть лет тому назад я сажал вот таких вот на бутылку, потом начинал давить на плечи и выдавливал все, что мне нужно, даже из самых упорных сукиных сынов… Я могу оторвать тебе руку, шисс. Могу проволокой отрезать пальцы.

Он остановился в световом круге от яркого фонаря, совершенно противоестественным образом заломив ему руку и, одновременно, не давая опустить лицо. При этом он дышал пленнику в лицо, дыхание его пахло мятой и еще чем-то холодно- безжалостным, и это странным образом пугало, потому что его дыхание просто обязано было смердеть гнилой кровью, как пасть хищного зверя:

- … могу вырвать тебе глаз. Хочешь, - зрачки его от бешенства то сужались, то делались совсем широкими, и он вдруг начал вдавливать свой железный палец во внутренний угол глаза жертвы, - я вырву тебе глаз? Прямо сейчас?

- Силуян! - Раздался негромкий, но очень какой- то мрачный голос из густой те- ни от кустов совсем неподалеку. - Не трать покамест пленного, оставь что-нибудь медицине. Ты слышишь меня, Ворон?

На свет неторопливо вышел невысокий, худощавый человек лет сорока семи - сорока восьми, одетый в старомодную, заношенную солдатскую форму. Беспощадный палец покинул его помятую глазницу, а страшная хватка несколько ослабела. Шисс почувствовал только, что то невообразимо страшное, что подступило к нему совсем близко, несколько отступило, отодвинулось от его зависшей судьбы и уже поэтому, инстинктивно, как животное потянулся к тому, кто чуть разжал безжалостную петлю на его горле. Тут он глянул в глаза своему неожиданному спасителю и содрогнулся; до этого казалось ему, что нет ничего страшнее тигриных глаз Силуяна Ворона, но, как выяснилось, ошибался: глубоко посаженные глаза вновь подошедшего были олицетворением холодной жестокости, такой, которая приличествовала бы, пожалуй, одному лишь Отцу Зла, абсолютной и бесконечной. Нет, он ошибался даже два раза: не солдаты. Люди из частей специального назначения, намеренно подобранные из ветеранов всяких-разных контрпартизанских и противоповстанческих действий. Адские Псы, чудовища, извергнутые преисподней.

- Я отдам его тебе, обещаю, но потом. Сейчас с ним должны профессионально поработать господа из Медицинской Службы. Так что не нагоняй на него излишней жути, а то у них могут возникнуть трудности… Никто из этих макак ничего не видел?

- Олекса взялся приглядеть с надлежащей осторожностью. Он сумеет, мальчик опытный…

- Ну и добро тогда, - худощавый вдруг свистнул негромко сквозь зубы, и на его свист откуда-то вышел благообразный господин с мягкими, белыми руками в сопровождении трех громадных подручных с равнодушными, как у акул, физиономиями, - возьмите этого убогонького и сделайте все, что положено… Мне к утру нужны надежные результаты, а не как в прошлый раз… Что хотите делайте, но чтобы к утру поведение его было бы полностью предсказуемым. Чтоб железные коды. Железные. Ты понял меня, лепила?

- Господин тысяцкий! Опять эти несносные выражения! - Голос благообразного был нервным, даже несколько визгливым. - Сколько могут продолжаться эти бесконечные оскорбления?