Александр Шуваев - FLY

- Ну- ну, - снисходительно, чуть лениво проговорил тысяцкий, - не обижайтесь, господин военный лекарь… Вы же знаете, что я не со зла. Значит - договорились? А макакам скажем… Сами придумаете, что с ним произошло и когда он будет в порядке.

- Да к полудню, - лекарь, крупнейший во всей армии специалист в своей области возмущенно фыркнул, - чай не бог весть что… А если с электродиками подсуетиться, - так и вообще надежней надежного будет…

- Пожалуй - не надо, - задумчиво проговорил его собеседник, - это ж голову брить, разговоры лишние пойдут…

- У вас, - почтенный медик назидательно поднял палец, - совершенно пещерные воззрения. Наше искусство не стоит на месте…

А в ночь на выходной день, когда все, до единого местные рабочие пили рисовую водку в притонах Гая-Гая, играли в сложнейшие, о ста восьми листах местные карты и курили исключительных достоинств коноплю из Ганчинги, с небес бесшумно, как сова спустилась черная птица. С пилотом разговаривали по кодированному резервному каналу. Ему по всем правилам дали посадку, и все- таки у встречавших возникло чувство, что каким- то образом они его прозевали: вот только что не было - и вот уже есть, стоит на темной полосе кромешно-черный самолет, и пилот с задумчивым видом уже вылезает из кабины. По- настоящему его прибытию обрадовался только один человек, - техник из Конфедерации, который чувствовал себя очень и очень не в своей тарелке среди сдержанно- недоброжелательных имперцев. Кроме того, за время пребывания в здешних богоспасаемых местах у него возникли сильнейшие подозрения, что все они - психи. По контрасту с ними компанейский, светлоглазый пилот был истинным праздником духа для разговорчивого и любящего хорошую компанию техника. Впрочем, странноватые здешние работяги дело свое знали туго: прошли считанные минуты, и из ангара был выкачен "Омега - М - Ультра - 52", а черный самолет занял его место в ангаре. Спустя четыре часа штатный пилот "Омеги" без всякой вины сел под роскошный домашний арест в кабинете главного инженера, а пришелец на его самолете улетел заре навстречу, благо, что до нее было неблизко и столкновение ему не грозило. На прощание он оставил жутким, как лунный ландшафт, строителям опечатанный конверт с директивной дискетой и письменной инструкцией - на всякий случай. На конверте было напечатано неизбежное: "Высшая степень секретности. Вскрыть только…" - и т.д.

Когда самолет отыскал в океане серовато-белый, с бежевым "Валуур" и по всем правилам опустился на его палубу, Дубтах с облегчением вздохнул: хозяева, какими бы святыми они ни были, авиацию на палубе принимали вполне профессионально. Невысокий смуглый человек в белой одежде находился среди немногочисленной группы встречающих - и впереди них. Когда он с заранее готовой улыбкой протянул руку бодро выпрыгнувшему из кабины пилоту и глянул в его лицо, улыбка эта вдруг застыла:

- Юноша, вас посылали чрезвычайно легкомысленные и неосторожные люди. Ради бога, идемте скорее, посмотрим, что тут можно сделать…

- Дану - праматерь… Что случилось- то?

- Да вы только гляньте на свое лицо!

- А что такого, вроде бы лицо как… Тьфу! Их извиняет только то, что есть еще больший идиот… Потому что это, в конце концов, МОЯ шкура! И что же нам делать, э-э-э… Посвященный?

- Кажется, - у нас был какой- то подходящий краситель. В предвидении именно таких случаев мы запаслись чем- то таким… Идемте скорее, потому что наш друг - человек точный, погода стоит… великолепная, и прибыть он должен не более, чем через три с половиной часа.

Впрочем, уже через два часа физиономия Дубтаха своим великолепным красноватым колером ничем не выделялась среди дубленых лиц старожилов, и сам он с большим удовольствием затерялся среди разного напалубного люда, с вялым интересом наблюдавшего за прибытием несколько ободранной парусно-моторной шхуны, - обычнейшей в здешних водах посудины, равно любимой и рыбаками и пиратами.

На борт "Валуура" на этот раз поднялось всего два человека: вид первого из них доставил Дубтаху огромное удовольствие, поскольку на все сто совпадал с его почти подсознательным, еще детскими книгами навеянным представлением о том, как должен выглядеть настоящий пират. Это был высоченный, атлетического сложения мужчина с многодневной неряшливой щетиной на почти черном от загара лице и обманчиво- вялыми движениями. На голове - неопрятная повязка из какого-то лыка, выцветшие шаровары, заправленные в раздолбанные ботинки с высокой шнуровкой, короткий полосатый халат на голое тело. Натурально - портупея с кобурой и ножнами, из которых торчала зловеще- изогнутая рукоятка ножа. Увидав страшный, кривой шрам, стягивающий книзу угол левого глаза, Дубтах помимо удовольствия испытал еще и некоторое облегчение: по крайней мере хоть что-то определилось… Затем, заглянув в глаза высокорослому, он все-таки усомнился, не мог не усомнится, встретив взгляд не то чтобы свирепый, а неимоверно мрачный и злобно-настороженный, полный чего-то существенно более поганого, нежели какое-то там примитивное зверство. Чего там греха таить, во времена непутевого детства, проведенного отчасти на улицах не больно благополучного пригорода, он нагляделся на местную шпану с морщинистыми, старообразными с самого раннего детства, жестокими мордами, на людей с колыбели обреченных тюрьме, на полные темной беспощадности глаза их, - этот взгляд был и еще похуже. Второй был пониже, с непременным "люсингом" на ремне, он вертел головой, с явным удовольствием разглядывая многолюдство на чистейшей палубе и непрерывно улыбался дебильноватой улыбкой педагогически запущенного, тупенького ребенка. Высокий, не теряя времени на какие- либо церемонии, обратился прямиком к Посвященному, и голос его оказался неимоверно низким басом, таким же угрюмым, как и сам его обладатель:

- Привет, шаман… Слыхал я, что твоя лоханка направляется к Улулу, так что подбросишь нас к Капу-Риу, там небольшой крюк. А сейчас отведи нас куда- нибудь, где можно сделать бряк… Я рано встал и до смерти хочу спать. Ну че вылупился? Зенки слипаются, говорю…

Тут же, бесцеремонно отвернувшись, он свесился через борт и оглушительно заорал что-то на каком-то местном диалекте, безобразно изуродованном на потребу разношерстого люда, составлявшего "Хон Санджир Камрат", обращаясь к оставшимся на шхуне. Выслушал ответный вопль, и заревел еще громче. Минуты через три подобного общения он удовлетворенно кивнул, а шхуна, стуча мотором и оставляя облачка вонючего голубого дымка, развернулась и отправилась прочь. Вновь обернувшись к встречающим, он обвел их взглядом прищуренных глаз и безошибочно нашел ясные глаза Дубтаха. Трудно сказать, сделал ли он это движение в сторону сотоварища красиво поднятой бровью или просто глазами, но только Дубтах понял. В переводе на общегуманистический это обозначало, - убрать. Причем, - насколько он понимал в неотъемлемых правах личности, - убрать как можно скорее. Правду говоря, подобного он не ожидал, но реакция выручила, как выручала и всегда, так что к составлению экспресс- плана пилот приступил тут же. По пути к месту отдохновения низкорослому обладателю "люсинга" вдруг сделалось нехорошо, он обмяк и повалился, гремя автоматом о пол, в связи с чем и был доставлен в медицинский изолятор, на попечение озверевшего от безделья эскулапа из числа Стоящих На Пути. Прирезать болезного, - чтоб не мучился, - на чем категорически настаивал человек со шрамом, Посвященный так же решительно не позволил: