Стивен Холл - Дневники голодной акулы

Я едва успел сказать: «Хорошо», как она отвернулась и стала пробираться сквозь бумаги.

Она ушла, и я ощутил внутри себя глухой удар, как будто поезд подскочил на стыке рельсов.

— Пошли, — Фидорус уже шел к винтовой лестнице. — Нам надо быть в центре управления. — Потом, повернувшись ко мне и увидев, что я поднимаю контейнер с Иэном: — Нет-нет-нет, свои вещи оставь. Возьмешь их позже.

— Это мой кот.

Доктор остановился, повернулся и недоуменно уставился на меня:

— У тебя есть кот?

Винтовая лестница привела нас к уступу, находившемуся прямо под потолком, и уступ этот оказался задней стороной полки высокого и широкого книжного шкафа. Сначала я подумал, что все книги были поставлены на эту полку задом наперед, то есть корешками внутрь, но потом вспомнил, что мы — и комната с бумагами, и словесные туннели, и все вообще — находимся за книжным шкафом, глядя на него сзади. Я старался сохранять равновесие, поднимаясь вслед за Фидорусом, держа в левой руке контейнер с котом, а правую вытянув на манер канатоходца, а Иэн все вертелся и вертелся в своем ящике, по-видимому крайне недовольный тем, как исчезает внизу пол по мере того, как мы поднимаемся. Я его не осуждал, мне и самому было не по себе. Отсутствовавшие в центре полки книги образовывали достаточно широкую брешь, чтобы через нее можно было проползти, что и сделал доктор, неожиданно продемонстрировав удивительную для своего возраста гибкость.

— Быстрее, давай сюда ящик.

Я передал Иэна Фидорусу, затем сам протиснулся в проход вслед за ними.

Вскоре оказалось, что я ползу по красному ковру. Сирена здесь звучала громче.

Когда я поднялся на ноги, то подумал, что мы оказались в курительной комнате для джентльменов. Два зеленых кожаных кресла с подголовниками, настольная лампа с зеленым стеклянным абажуром и висячей цепочкой выключателя, стол с графином резного стекла, а может, и хрустальным, наполненным темным — вероятно, крепким — напитком. За исключением дверного проема, расположенного прямо напротив, все стены были заставлены книжными шкафами. Или нет? Присмотревшись поближе, я не мог сказать, были стены заставлены книжными шкафами или же сами стены были сделаны из книг и красного дерева, а впоследствии в них прорезали вертикальные и горизонтальные плоскости, чтобы создать впечатление полок. Зебра белая с черными полосами или черная с белыми? Комната, казалось, балансировала на грани между одним и другим, готовая склониться в любую сторону.

Когда я пришел в себя, то увидел, что Фидорус выпустил Иэна из контейнера и оба они разглядывают друг друга посреди комнаты.

— А ты, должно быть, Тотошка, — сказал Фидорус.

— Мяу, — сказал кот в ответ.

Он посмотрел на меня, давая понять, что недоволен как воем сирены, так и этим старичком, нежданно-негаданно вторгшимся в его кошачью жизнь.

— Косяки мальков любят обкусывать запятые и буквы старых шрифтов. Поначалу ничего серьезного… — Доктор быстро шагал, словно директор школы, опаздывающий на родительское собрание. Мне приходилось идти вприпрыжку, чтобы за ним поспеть. — Судя по моему опыту, — сказал он, — их особо привлекают длинные «в».

Иэн, постукивая коготками, возглавлял шествие, — прижав уши, бежал в той манере, в какой бегают коты, когда им не нравится, что люди быстро приближаются к ним сзади. Сам коридор разветвлялся налево и направо, появлялись двери, за которыми виднелись стеклянные витрины, где были выставлены на обозрение какие-то предметы, но у меня не было времени как следует на них взглянуть, пока мы проходили мимо. В одном месте коридор уперся в обширное помещение, уставленное радиоприемниками, сотнями и сотнями радиоприемников, поставленных друг на друга штабелями, причем большинство из них были включены и настроены, а из других неслись помехи. С потолка опускалось на кабелях записывающее оборудование, вися над вершинами каждого штабеля.

— Что это такое? — спросил я у доктора, пробегая вслед за ним по извилистой тропинке между штабелями.

— Что?

— Для чего эти приемники?

— Для опыления, — сказал доктор.

Чем дальше мы шли, тем громче звучала сирена. Пространство казалось огромным. Наконец доктор нырнул влево, в ответвляющийся коридор поменьше, и через дверной проем прошел в комнату, наполненную компьютерами, экранами и микрофонами, с бесчисленными проводами и кабелями, исчезающими в потолке и произвольно извивающимися по всему полу.

— Нет, нет, нет, нет, нет. Идем дальше, — с этими словами Фидорус шлепнул ладонью по боку одного из компьютерных блоков.

Сирена ревела оглушительно. Фидорус снова шлепнул ладонью по компьютеру, потом сменил направление, лихорадочно проверяя и распутывая кабели, отслеживая их по всей длине, теребя розетки и порты. Сирена вдруг умолкла.

— А-а. — Фидорус оторвал взгляд от группы розеток и разъемов. — Теперь туда. Идем-идем, здесь от тебя никакой пользы, ведь так?

Я сделал несколько шагов в комнату. Доктор взобрался на коробку из-под какого-то оборудования, наполовину скрытую под проводами, затем нырнул, чтобы проверить монитор, неистово щелкая клавишами на ближайшей клавиатуре.

— Где же вы, где вы?.. Нет. — Он повернулся и, хватаясь за край стола, двинулся к другому дисплею. Тук, тук, тук. Тук-тук-тук-тук-тук. — Не то… Ах да. Вот вы где. — Он посмотрел на меня. — Косяк мальков в Тире. Подойди к этой панели, нет, вот к этой, здесь.

Я пересек комнату, пробираясь среди проводов и кабелей, перешагивая через разобранные серверы и жесткие диски.

— Теперь так. Когда я скажу, ты должен нажать на CONTROL, ALT и DELETE вон на той клавиатуре. Понял?

— Что вы собираетесь сделать?

— Я спросил: ты понял?

— Простите, — сказал я. — Да, я понял.

— Хорошо, — Фидорус разместил свои пальцы на двух разных клавиатурах. — Давай.

Я нажал на клавиши.

Одна-единственная резкая нота зазвучала в динамиках. Я чувствовал, как она вибрирует у меня во внутренностях, твердая и всепроникающая.

— Медиальная «си»! — прокричал доктор, перекрывая шум. — Для них это чересчур, выбрасывает их прочь из…

Звучание ноты прекратилось.

— …туннелей! — провопил доктор, врасплох застигнутый тишиной. — Это выбрасывает их прочь из туннелей, — сказал он снова, на этот раз тихо, стараясь полностью собой овладеть.

Я кивнул, убирая пальцы с клавиатуры.

Доктор посмотрел на свой экран, нажал на несколько клавиш.

— Вот так. Думаю, этого было достаточно.

— Отлично, — сказал я, стараясь, чтобы это прозвучало убедительно.

Фидорус мельком взглянул на меня, затем переключил внимание на свой монитор и начал над чем-то колдовать. Я стоял возле клавиатуры, перед которой он меня поставил, постепенно понимая, что наш разговор завершен, что он вообще больше не собирается со мной говорить. Все выглядело так, словно эти чрезвычайные обстоятельства позволили Фидорусу отодвинуть в сторону какие-либо разногласия, имевшиеся у него со мной, Эриком Сандерсоном Первым. Теперь кризис миновал, мы снова оказались в самом начале, и не было рядом Скаут, которая могла бы сдвинуть дело с мертвой точки. Зародилось неловкое молчание. Плотная напряженность зависла в воздухе, словно бы эта комната была субмариной, погружавшейся ниже, ниже и ниже, туда, где под давлением начинает прогибаться корпус. Доктор щелкал клавишами, поворачивался к другой клавиатуре, набирал что-то еще, и все это — не поднимая головы. Я переминался с ноги на ногу, желая оказаться в каком-нибудь другом месте.