Стивен Холл - Дневники голодной акулы

— Вот на этой открытке. Я совсем о ней забыл, нашел ее в Шеффилде и положил сюда. — Я повернулся, пытаясь развернуть пакет. — Это фотография Наксоса. Это — Наксос.

Скаут внимательно на меня посмотрела.

— Остров в Греческом архипелаге? — спросил Фидорус.

Я кивнул.

— Это замечательный остров. Эрик и Клио провели там много времени, прежде чем… Прежде чем все это произошло. Сейчас там перед нами Наксос. По крайней мере, остров выглядит в точности так же. Как такое могло случиться? Что это значит, доктор?

— Не знаю. Дай мне записи Эрика, те, что ты нашел в спальне.

Я передал ему пакет с тетрадями. У меня дрожали руки, и мне никак не удавалось вытащить открытку из пластикового конверта, так что я сунул ее в карман и заковылял к выходу из накрененной каюты.

— Эрик, — сказала Скаут, протягивая руку и кладя ладонь мне на предплечье.

В том, как она произнесла мое имя, было нечто особенное, нечто такое, чего я из-за одолевавших меня мыслей не вполне расслышал.

— Мне надо выйти и посмотреть на остров еще раз. Надо убедиться, что я не спятил.

Скаут уронила руку, и я выбрался из каюты на палубу.

Он был тут как тут, огромный, реальный, выступающий из моря остров. Я внимательно рассмотрел открытку.

Изображение изменилось.

Вместо скалистого, коричневато-оливкового острова, который мне помнился, на карточке теперь была черно-белая фотография небольшого дома с террасой. Дома Эрика Сандерсона. Моего дома, того самого, в котором я очнулся на полу спальни, откуда позвонил доктору Рэндл, где вечерами смотрел снукер по телику и готовил еду, заглядывая в поваренную книгу. Дом, который я покинул, отправляясь в это бесконечное странствие, теперь оказался на открытке.

Повернувшись, я увидел стоявшего у меня за спиной Фидоруса.

— Что это значит?

— Не знаю, Эрик, — тихо проговорил доктор. В руке у него была книжная обложка с секретной запиской, которую я нашел в комнате Эрика Сандерсона Первого. — Боюсь, в самом деле не знаю.

— Ребята, — донесся изнутри каюты голос Скаут, — может, зайдете и глянете на это?

Я снова сунул открытку в задний карман.

Скаут удалось-таки открыть люк в каюте, и она сидела на его краю, покачивая спущенными вниз ногами.

— Ну и что там? — спросил я.

Скаут подняла голову.

— Ничего хорошего.

— В каком смысле?

— В таком, что там полно воды.

Фидорус опустился рядом с ней на колени и уставился в трюм.

— Двигатель полетел, а вода прибывает быстрее, чем помпы в состоянии откачивать. — Он поднял на нас задумчивый взгляд. — Но этого… быть не может!

— Вы сами говорили, что наши знания могут не соответствовать истинному положению вещей, — сказал я.

— Да, — Фидорус вытащил руку из люка. — Но… не до такой степени!

У Скаут заметно сузились глаза, прежде чем она повернулась к доктору.

— Так что вы нам скажете? Мы тонем?

Он кивнул:

— Да. Тонем.

Скаут старалась не потерять самообладания.

— Сколько у нас времени в запасе?

— Возможно, час.

— А потом мы окажемся в воде?

— Это подстроил людовициан, — сказал я. — Вот зачем он уводил нас в море и таранил лодку.

Казалось, Фидорус опять был готов выдать нам свою сентенцию насчет тупых акульих мозгов, но воздержался.

— Время еще есть, — сказал он вместо этого, — бочки должны его измотать. Ноутбук Никто по-прежнему работает и по-прежнему подсоединен к Уорду, так что если Эрик сможет попасть в акулу гарпуном…

— Не думаю, чтобы он дал нам такую возможность, — сказала Скаут. — Он проделал в лодке пару отверстий, а теперь убрался подальше, чтобы подождать, пока мы затонем. Держу пари, что к тому времени, как он вернется, мы уже будем бултыхаться в воде.

Фидорус уставился в люк.

— Отлично, — сказал я. — Значит, мы потерпели неудачу. Все бросаем и возвращаемся?

Фидорус помотал головой.

— Это дело непростое. Если на то пошло, для возвращения требуется еще более сложный процесс, чем для того, чтобы здесь оказаться. Необходима концентрация, но, даже если мы сумеем сконцентрироваться, у нас не хватит времени.

— Значит, мы здесь застряли?

— Да, боюсь, что так.

— Милее дома места нет, — рассеянно пробормотала Скаут.

По лицу доктора пробежала какая-то выцветшая улыбка.

— Людовициану нужен только я. Помните, я единственный, кто ему нужен. — С этими словами я повалился на койку.

— Теперь уже нет, — сказал доктор. — Теперь мы все так или иначе в этом замешаны.

Я подумал, что доктор, пожалуй, прав. Оба они, а Скаут в особенности, были так тесно связаны со мной, что акула, по всей вероятности, не остановится, пока не разделается со всеми нами.

Иэн взобрался ко мне на колено, тычась носом и ласкаясь. Я слегка его обнял — не бойся, мол, я с тобой.

— Мне очень жаль, друзья мои.

Скаут послала мне мимолетную улыбку:

— Не стоит сожалеть. Это ведь был мой план, помнишь? А тебя в него втянули.

— О да, — сказал я, пытаясь выдавить улыбку.

Все мы какое-то время молчали.

— Ну хорошо, — сказала наконец Скаут, откидывая назад волосы и скрещивая ноги. — Логическое мышление — вот что нам сейчас нужно. Что мы имеем? Двигатель накрылся. Лодка тонет. У нас по-прежнему остаются ноутбук и гарпун. Как сказал доктор, если Эрик сумеет попасть в акулу гарпуном, прежде чем лодка затонет, мы все равно победим.

Фидорус кивнул:

— Сжато и толково.

— Наша задача, — продолжила Скаут, — состоит в том, чтобы заставить людовициана подплыть к нам достаточно близко, чтобы его можно было поразить гарпуном, прежде чем лодка уйдет под воду. — Вздохом она обозначила величину и трудность такой задачи. — Какие-нибудь соображения?

— Мы можем его приманить, — сказал я.

Оба они повернулись ко мне.

— Продолжай, — сказал доктор.

— Если я окажусь в воде, он приплывет.

— Эрик, нельзя тебе в воду, — сказала Скаут, округляя глаза. — Это безумие.

— А вот и нет, — сказал Фидорус, и лицо у него просветлело. — Вот и нет, потому что мы все еще располагаем диктофонами. У нас есть еще одна концептуальная петля.

Диктофоны… Подобно самому «Орфею» и многим вещам на его борту, они по пути сюда обратились в нечто иное. Собственно говоря, они стали тем, чем, по словам Эрика Сандерсона Первого, всегда и были, — реальной, без всяких метафор, акульей клеткой.

Мы со Скаут совершали сложные телодвижения, вытаскивая из шкафчика и укладывая на палубу части клетки по одной зараз. Каждая из четырех сторон была крепкой и тяжелой — надежная рама со вставленными в нее прочными черными пластиковыми прутьями. Мы удерживали их на месте, пока Фидорус прикручивал их друг к другу и к основанию клетки с помощью набора обрезиненных втулок и болтов, которые, возможно, некогда были кнопками остановки, воспроизведения и записи. Когда дело было сделано, доктор спустился в кабину, чтобы найти баллон с воздухом.