Жюль Верн - Идеальный город

— Как, вы не узнаете своего доктора?

— Моего доктора зовут Леноэль [32] Леноэль был не только врачом, но и муниципальным советником. В течение нескольких лет руководил метеорологической комиссией департамента Соммы. В 1886 г., когда Жюля Верна ранил собственный племянник, был в числе врачей, лечивших писателя. В число последних входил также упоминаемый ниже доктор Пёлеве. Обоим медикам Верн в том же году посвятил по стихотворению. , — ответил я, — и…

— Леноэль! — удивился человек в белом. — Ах, дорогой мой, да в своем ли вы уме?

— Пока еще да, а вот вы, похоже, уже свихнулись, — ответил я. — Так что выбирайте! — Мне казалось, я поступил вежливо, предоставляя ему выбор.

Собеседник внимательно посмотрел на меня, хмыкнул, и лицо его потемнело.

— Не нахожу, что вы очень рады нашей встрече. Ну да ладно. Довольно об этом! Я не меньше вашего заинтересован в том, чтобы ваше самочувствие оставалось хорошим. Прошли времена доктора Леноэля и его ученых собратьев, всеми почитавшихся Александра, Рише, Пёлеве, Фокона… С тех пор мы ушли далеко вперед!

— А! — вырвалось у меня. — Вы ушли вперед! Значит, теперь все ваши больные выздоравливают?

— Больные! Да разве у нас есть больные, с тех пор как во Франции приняты китайские обычаи? Ведь мы теперь — все равно что в Китае.

— В Китае! Это меня не удивляет.

— Наши пациенты платят нам гонорары только в том случае, если они хорошо себя чувствуют. Как только заболевают, касса закрывается. Так что мы заинтересованы в том, чтобы они никогда не болели. А значит, никаких эпидемий больше нет или почти нет. Повсюду видишь людей с отличным здоровьем, и мы ухаживаем за ними столь же тщательно, как фермер за своим наделом. Болезни! Да ведь при новой системе они разорили бы всех докторов, а между тем наша профессия, наоборот, процветает.

— А что, у адвокатов дела обстоят так же? — улыбаясь, спросил я.

— Ну нет! Вы же хорошо понимаете, что в таком случае сразу же прекратились бы все процессы, тогда как, как бы там ни было, кое-какие легкие заболевания еще остаются… Им особенно подвержены скупцы, стремящиеся сэкономить на наших гонорарах. Посмотрим, дражайший клиент, что там с вами случилось?

— Да ничего.

— Теперь-то вы меня узнали?

— Да, — согласился я, лишь бы не возражать этому странному доктору, который, впрочем, мог почему-то быть настроен против меня.

— Я не позволю вам захворать! — воскликнул он. — Иначе вы меня разорите. А ну-ка, покажите язык!

Я покорно высунул язык, причем выражение моего лица, вероятно, было довольно жалким.

— Гм-гм! — пробурчал он, разглядывая его в лупу. — Язык обложен. Дайте-ка проверю пульс.

Я покорно протянул руку.

Доктор вытащил из кармана маленький прибор, про который мне недавно рассказывали, приложил его к моему запястью, и на заранее приготовленной бумаге появилась диаграмма. Он быстро прочитал ее — так служащий телеграфа читает депешу.

— Черт возьми! Черт возьми! — при этом негромко повторял он.

Потом вдруг вынул термометр и, прежде чем я успел ему помешать, сунул его мне в рот.

— Сорок градусов! — вскрикнул он. И страшно побледнел, назвав эту цифру. Очевидно, с его гонораром возникали сложности.

— Да что же это такое?! — Я все еще был возмущен неожиданным измерением температуры.

— Гм-гм…

— Да, знаю я такие ответы, но они плохи тем, что не слишком понятны. Хорошо! Я скажу вам, доктор, что меня беспокоит. Кажется, сегодня утром у меня крыша поехала.

— Рановато что-то, дражайший клиент, — ответил он шутливым тоном, который, несомненно, избрал, чтобы меня успокоить.

— Не смейтесь! — Я почти кричал. — Я больше никого не узнай! Даже вас, доктор! Мне кажется, что мы никогда не встречались.

— Ах, вот оно что! Ну, меня вы видите только раз в месяц, когда я захожу за своим небольшим жалованьем.

— Да нет же! И я все время спрашиваю себя, Амьен ли этот город. Не правда ли, мы ведь находимся на улице Бове?

— Да-да, дражайший пациент. Это — Амьен. Ах, если бы у нас было время подняться к основанию шпиля кафедрального собора, вы бы сразу же узнали столицу нашей Пикардии и защищающие ее форты. Вы узнали бы очаровательные долины Соммы, Авра [33] Авр — левый приток Соммы. Долина Авра расположена на юго-восток от Амьена. , Селлы [34] Селла — левый приток Соммы, который впадает в нее в пределах Большого Амьена. Долина Селлы расположена к юго-юго-западу от Амьена. , затененные прекрасными деревьями, приносящими не более пяти су в год, но сохраненные в неприкосновенности великодушными властями. Вы узнали бы внешние бульвары, окружающие город зеленым кольцом, и перешагивающие через реку по двум великолепным мостам [35] Бульвары только проектировались, когда Ж. Верн произносил свою речь. Работы завершились совсем не так, как предполагал писатель. . Вы узнали бы промышленные районы, быстро растущие на правом берегу Соммы, с тех пор как там разобрали цитадель. Вы узнали бы широкую магистраль, каковой является улица Турн-Куаф [36] Как в 1875 г., так и сейчас эта «магистраль» остается малюсенькой улочкой. . Вы узнали бы… Но после всего случившегося, дражайший клиент, мне трудно вам противоречить, и, если вам это доставит удовольствие, мы отправимся в Карпантра!.. [37] Карпантра — город на юге Франции. В XVIII в. там по распоряжению местного епископа Малаки д’Энгеберта была построена лечебница для бедняков, получившая известность на всю страну. Название этого города используется автором в иносказательном смысле для обозначения понятия «больница».

Я очень хорошо видел, что этот милый человек пытается не вступать со мной в пререкания, ведь сумасшедшим надо потакать.

— Доктор, — сказал я, — послушайте… Я буду покорно исполнять ваши предписания… Я не хочу красть у вас… свои деньги. Но позвольте задать вам один вопрос.

— Говорите, дражайший клиент.

— Сегодня у нас воскресенье?

— Первое воскресенье августа.

— Какого года?

— Начало безумия характеризуется именно потерей памяти, — пробормотал он. — Это, видимо, надолго.

— Какого года? — настаивал я.

— Года…

Но в тот самый момент, когда доктор собирался ответить, ему помешали какие-то громкие крики.

Я обернулся. К нам приближался странный на вид человек лет шестидесяти, окруженный толпой зевак. Он выглядел растерянным и, казалось, с трудом удерживался на ногах. Можно было бы сказать, что от него осталась только половина.

— Кто это? — спросил я у доктора.

Тот взял меня за руку:

— Надо бы его отвлечь, иначе его мономания прогрессирует так быстро, что…

— Я вас спросил, кто этот человек и почему толпа осыпает его насмешками?

— Этот человек! — ответил доктор. — Как, вы спрашиваете меня, кто он такой? Но это же единственный и последний холостяк, оставшийся во всем департаменте Соммы!