Сергей Смирнов - Хроника лишних веков (рукопись)

«Это не шутка, совсем не шутка, — пытался я будить себя. — Это убийство без всяких фокусов. И здесь тоже. Везде одно и то же. Тот же сон. Те же страшные игры».

В этот миг геенна огненная выплюнула на тропу Сигурда-Омегу, слегка почерневшего, закопченного, но явно живого.

— Первые Врата! — хрипло выкрикнул он странное заклинание. — Вперед, Свободный!

Я видел теперь перед собой только извивы лесной тропы и мелькание огромных ног атланта. За спиной густо грохотали по тропе воины низшего Круга…

Что-то то и дело настигало нас, крушило ветви, проносилось, фырча, над головами, что-то темное справа и слева выпрыгивало из леса, пыталось валиться на дорогу, но вихри огня, извергаемые боевыми перчатками-клешнями поражали все, что на нас выпрыгивало и налетало.

Вдруг я поскользнулся и проехал по тропе на брюхе. Меня, как ребенка, подхватил и подбросил на ноги один из воинов, но едва ли не в тот же миг нас опахнуло синим светом — и он, издав хрип, рухнул. Я кинулся было к нему, но меня приказ Сигурда-Омеги:

— Вперед!.. Он — в Кольце.

На исходе версты я был загнан…

Внезапно тропа вырвалась на пологий, открытый склон, по которому сверху, навстречу нам, беззвучно скользила, не касаясь травы, золотистая полупрозрачная машина, напоминавшая бескрылую осу размером с германский дрижабль-цепеллин.

Сигурд-Омега вдруг встал столбом — и я плашмя врезался в его ноги, а головой в поясницу, при этом ничуть не поколебав гиганта.

Оса-цепеллин усилила фейерверк. Выцветший осенний склон холма переливался отблесками низко разлетавшихся огней.

— Вторые Врата! — магически произнес атлант.

Я успел оглянуться: их, охраны моей, осталось только четверо безгласных воинов.

Вдруг земля ушла из-под ног, я замахал руками, пытаясь удержать равновесие, но неведомая сила бережно, словно в мягком коконе, понесла меня вместе с остальными вперед, к «осе». И не успев опомниться, я очутился в ее «голове». Эта «голова» казалась объемом с купол Исаакиевского собора. Вся она насквозь, с рассекавшим ее по экватору полом-плоскостью, с двумя в человеческий рост голубыми кристаллами в центре и огромным причудливым креслом, что покоилось точно между кристаллами, — вся она была прозрачной… даже едва видимой. Ступать по полу было боязно, как и в той «аэро-капле», в который мы с атлантом летели над тающим арктическим городом.

Сигурд-Омега сбросил прямо на кресло свои клешни и шлем и чуть пригнулся над вершиной одного из кристаллов. Струйки голубой, светящейся жидкости брызнули ему в лицо… Он наслаждался, подставлял то лоб, то глаза… наконец, сделал несколько глотков.

Сильно прищурившись, он взглянул на меня, а затем — на воинов, уже выстроившихся короткой парадной шеренгой.

Они, как по команде, сбросили на пол клешни и шлемы — и я увидел… да, это были явно подростки, светловолосые арийские мальчики с нежной розовой кожей на щеках.

— Третьи Врата закрыты, — услышал я из глубин своего мозга голос Сигурда-Омеги. — Передышка… Воины, примите мои поздравления. Красный Круг готов принять вас.

Я заметил, что значки-нашивки на их мундирах-латах сразу изменили цвет — ярко заалели.

Юные воины приложили правую ладонь к середине груди, гулким, басистым хором ответили на поздравление — это было совершенно непонятное слово, которое я теперь не могу вспомнить — и вышли в матово освещенный изнутри коридорчик, пронзавший тело «осы-цепеллина».

Сигурд-Омега коснулся кресла, и оно заклубилось широким облаком. Он жестом предложил мне сесть, а сам прямо повалился на это облако… и повис. Я без опаски последовал его примеру — и тоже сладостно повис над полом, ноги мои измождено гудели.

— Свободному трудно оценить то, что сегодня произошло на Зеленом Круге, — довольно сумрачно заметил Сигурд-Омега. — Эти мальчики заслужили более высокого уровня. Черные медузы никогда не нападают ниже Красного Круга, однако сегодня они появились внизу. В нарушение Вечного Закона Войны… Твоя ценность, Свободный, очень высока. Ради тебя Боги используют многих…

«Оса-цепеллин» стремительно поднималась вверх, в глубокую синеву. Внизу, под легкой дымкой-пеленой, лежал великий золотой круг земных лесов.

Я рискнул уточнить:

— Имелось в виду «пожертвуют многими»?

Мне показалось, атлант содрогнулся и потемнел.

Я был неважным дипломатом. И удивился, как еще обошлось в Полинезии.

— В Предании нет такого глагола, — словно бы в полусне пробормотал Сигурд-Омега. — Такого слова не существует. Запомни, Свободный.

«Табу. В Сфере запрещено слово «жертва», — догадался я, смутно чувствуя, что приблизился к истине еще на один шажок… и решил поменять тему:

— Позволь узнать, воин Белого Круга. Если Земля и Планета Истока — одно, то в какой части света мы находились.

— Терра Антарктика, — был ответ.

— …А куда направляемся?

— Терра Европос.

«Европа!» — но мое вспыхнувшее было удивление тут же угасло, поскольку я догадался:

— Там, должно быть, лежат вечные льды?

— Да, — кивнул Сигурд-Омега. — Там холодней.

И тут я заметил, что вижу края горизонта, опустив взгляд. Мы были очень высоко! На одной из сторон земного окоёма горизонт был чуть загнут вверх и измят — там тянулась горная гряда.

— Не вижу никаких городов, — констатировал я с намеком.

— На Планете Истока городов нет, — вновь кивнул атлант. — Только Инкарнаполис. И входы на второй, Красный Круг Войны.

— А где ваш Инкарнаполис? — вконец обнаглел я.

— Под нами, — ткнул пальцем вниз атлант. — Под поверхностью земли. Им занят весь материк.

На новые вопросы уже не доставало сил. Картина разворачивалась столь грандиозная, что воображение перегорало, как электрическая лампочка.

Сигурд-Омега заметил, что я сник.

— Свободный, должно быть, голоден и утомлен, — улыбнулся он, и эта сухая улыбка была, верно, высшим проявлением участия и сочувствия в этом мире.

— Напоминание о голоде кстати… — признал я.

Атлант указал на один из кристаллов:

— Сому дозволено вкушать только воинам моего, Белого Круга. Но Свободный выше…

Спустя несколько мгновений он поднял меня, как ребенка, над кристаллом.

Искрящаяся голубая струйка священного напитка богов из древне-арийских преданий ударила мне в лицо, сначала показалась горячей, но тут же, во рту, тепло обернулось мятно-медовой прохладой, а мои жилы молниеносно налились жаром. Я ощутил некое состояние, которое могу назвать только физической, телесной полнотой. Голод, жажда, усталость и всякое человеческое недомогание показались чистой иллюзией, смытой сажей давно погасших снов.

Сигурд поставил меня в сторонке, а сам воссел на кресле-облаке, прямо как Перун-Громовник. Шлем-«арена» вновь скрыл его глаза, губы окаменели, перчатки-клешни снова изуродовали пропорции рук.