Жюль Верн - «Если», 1997 № 11

— Закопай кахиллу на прежнем месте, — попросил меня Тимоти. — Там для нее самое безопасное место.

Я закопал железную коробку, и мы с Тимоти вернулись к дому. В наше отсутствие отец пытался один копать колодец, но бросил это занятие.

— Ничего не получится, — сообщил он. — Взрыв разрыхлил почву, и стенки колодца осыпаются.

Воды в бочках осталось совсем немного, а пруды на дне пересохшей реки превратились в вязкие лужи, которые быстро подсыхали под лучами палящего солнца. Мы вновь вернулись к разговору, куда податься нашей семье. Мать считала, что следует вернуться в наш прежний дом, отец настаивал, чтобы мы двинулись дальше на Запад, а мне хотелось остаться на «Акрах простаков».

После обеда мы стали паковать вещи, а отец съездил в Растер Крик — ближайший к ферме городишко — и обменял там плуг и прочую громоздкую сельскохозяйственную утварь на крытый фургон. Все было готово к отправке на Запад.

Вечером Ма, взяв Мэри, сходила на могилку под дубом, а домой вернулась молчаливой и подавленной. Мэри спала на ее руках.

Едва мы улеглись спать, как моей руки коснулся Тимоти.

— У вашей планеты есть естественный спутник? — осведомился он без слов.

— Естественный спутник? — переспросил я едва слышно.

— Да, — донесся с соседней кровати голос отца. — Иногда по ночам он ярко сияет в небе.

— A-а, так это же — Луна, — догадался я. — Правда, сейчас она только нарождается, и тонюсенький месяц можно увидеть перед самым рассветом. Тимоти, а почему ты интересуешься Луной?

— Мой народ может многое, соединив вместе солнечный и лунный свет, — сообщил Тимоти. — Надеюсь завтра на рассвете…

— Завтра на рассвете мы уже отправимся в путь, — сказал я. — Да-рай спать.

— Тогда обойдусь без солнечного света, — пробормотал Тимоти, будто не расслышав последней моей фразы. — Барни, обещай, что если я услышу Зов, то ты отдашь кахиллу тому, кто тебя об этом попросит.

— Зов? — переспросил я. — Какой такой Зов?

— Зов назад, к Божеству, от которого мы и произошли. Обещай, что если силы мои иссякнут, то ты сохранишь мою кахиллу, а потом отдашь ее тому, кто придет за ней. Тогда мой Народ будет знать, куда я ушел.

— Обещаю, — ответил я, хотя ровным счетом ничего не понял.

— Вот и славно, — сказал он. — Давай спать.

Всю ночь мне снились штормы, землетрясения, наводнения и торнадо. Проснувшись, я долго не решался открыть глаза. А вдруг хотя бы часть моих снов сбудется?

Так оно и случилось!

Дом вдруг пошатнулся, и я очутился на полу. В кухне зазвенели тарелки, а затем с грохотом обрушилась полка с посудой.

— Джеймс! — в ужасе закричала Ма. — Джеймс!

Я поднялся на ноги, Тимоти в комнате не было. Тут через открытое окно в дом ворвались облака пыли, пол под ногами заходил ходуном, и я помимо воли оказался на коленях. По крыше со стуком покатилось что-то тяжелое, а со двора послышался свист. С каждой секундой свист становился все сильнее и сильнее и вскоре перерос в оглушительный рев. Снаружи что-то ударило в стену дома, крыльцо затрещало. Вдруг наступила зловещая тишина.

Где же Тимоти?

Полураскрытая входная дверь болталась всего на одной петле, и я на четвереньках пополз к ней.

Вдруг моя правая рука угодила в лужу. Вода!

— Отец! — заорал я. — Отец! Вода!

В ту же секунду отец оказался рядом со мной. Он поднял меня на Ноги, и мы, помогая друг другу, пошли по направлению к двери. Выглянув из дома, мы обнаружили, что поверх разломанного в щепки крыльца лежит огромный камень, свалившийся неизвестно откуда. Ступая по колено в воде, мы обошли камень, и в сером предрассветном тумане нам открылся наш двор. Вернее, это был уже не двор, а озеро. Вода с каждой минутой прибывала.

— Вода! — сказал отец. — Вода пробила камень!

— Но где же Тимоти?! — закричал я. — Где Тимоти?

Громко шлепая ногами, я побрел по двору.

— Осторожно! — предостерег меня отец. — Под водой могут скрываться острые обломки!

Отец, последовав моему примеру, начал кружить по двору, вглядываясь в каждый смутно очерченный предмет.

Тимоти мы нашли за домом; он лежал навзничь, лицо его было перепачкано грязью, смешанной с кровью. Я приподнял Тимоти за плечи, надеясь уловить его дыхание, а подоспевший отец помог вытащить парня на сухое место.

— Он жив, — заверил меня отец. — А его лицо… Лицо просто ободрано.

— Давай отнесем его в дом, — предложил я.

— Лучше — в амбар, — возразил отец. — А то вода все прибывает, а амбар, слава Богу, стоит на возвышении.

Мы перенесли Тимоти, я остался рядом с ним, а отец отправился в дом за Мэри и Ма.

Нам очень повезло, что накануне мы упаковали почти все вещи. Ма принесла в амбар Мэри, а Па — целый тюк одежды. Ма осталась приглядывать за Тимоти и Мэри, а мы с отцом принялись таскать из дома нашу нехитрую утварь.

Вода поднималась быстро, так что вскоре камень, разбивший наше крыльцо, скрылся под ее поверхностью, а дом начал раскачиваться, словно пароход, плывущий по реке. Отец, отыскав веревку, привязал дом к амбару.

К восходу солнца озеро заполнило весь двор, и, не удержавшись в его границах, пробило дорогу среди холмов, вливаясь в русло высохшей реки Чакавола. Наш дом, оторвавшись от фундамента, всплыл, и мы с отцом подтянули его за веревку. Он, словно лодка, прочно сел на мель возле амбара.

Ма обмыла Тимоти. Серьезных ран на его теле не оказалось, лишь только на лице и правом плече была содрана кожа. Ма, смазав ссадины оливковым маслом, перевязала их. Весь день Тимоти лежал, не приходя в сознание, а мы не могли оторвать глаз от чуда — озера посреди выжженной солнцем долины. Муть вскоре осела, и отец зачерпнул полное ведро прозрачной холодной воды. Мы все напились, а Ма наложила на лоб Тимоти влажное полотенце. Тимоти при этом пошевелился, но в себя не пришел.

Только к вечеру мы осознали, что произошло.

— Теперь у нас есть вода! — внезапно воскликнул отец. — Пробились воды в пустыне и в степи потоки!

— Вода вытекла из артезианского колодца, — сказал я. — Ведь так? Из такого же, какие есть в Лас-Ломитас.

— Да, похоже, — подтвердил отец. — И наш колодец мне кажется очень и очень неплохим. Завтра же съезжу к колодцам Толливере и расскажу людям, что у нас есть в избытке вода. Пусть приезжают и наливают, кому сколько нужно.

— Так значит, мы отсюда не уедем? — спросил я.

— Я же говорил, что пока у нас есть вода, мы останемся здесь. Боюсь только, что мы уже не успеем в этом году посадить…

Тимоти пошевелился, и я немедленно оказался подле него.

— Тимоти. — Я коснулся его запястья. — Все замечательно, Тимоти. У тебя лишь кожа кое-где ободрана, но раны эти пустяковые, скоро заживут.

— Вода… — едва слышно пробормотал Тимоти.

— Теперь воды у нас предостаточно! — воскликнул я. — Она даже смыла наш дом, но она такая, как ты и говорил, — холодная, чистая.