Кир Булычёв - «Если», 1998 № 04

Я наконец пришел в себя.

— Но… Как же так, а она… — мой голос сорвался. — Погоди, так ты столько лет искал ее… Для чего?

Он недобро усмехнулся.

— Ну, понятно, — промямлил я. — Но все-таки… Женщины слабы… Столько лет… Можно было простить…

— Неотомщенное зло — это оскорбление мирозданию, — процедил Морозов.

— Хорошо, — голос мой окреп. — Но теперь, когда у нас ничего не получилось, мы можем вернуться!

— Да, не получилось… — задумчиво протянул он, медленно обходя «паука» по кругу. — Но мне невыносима сама мысль о том, что ей удалось сбежать от меня, и даже не на тот свет!.. Ну что ж, она не захотела от меня ребенка, так пусть послужит материалом…

Он оборвал себя на полуслове, внимательно посмотрел на меня, и в руке у него блеснуло лезвие ножа.

Сошел с ума, мгновенно сообразил я. Если бросится на меня, я успею дотянуться до его распылителя. Но Морозов, словно прочитав мои мысли, криво улыбнулся и покачал головой. Он подошел к одному из срезов, полоснул ножом по руке и я увидел, как кровь закапала прямо на зеленые квадратики, которые тут же покраснели.

Бесконечный шорох вдруг прекратился. Тут я понял, что такое настоящая тишина. Потом я заметил, что картина над «пауком» изменилась — разноцветные шарики поблекли, рассыпались, кольца истончились… Конец, почему-то подумал я, но тут шары снова закружились, составляя иные узоры, к кольцам потянулись тонкие нити… Машина заработала!

Шорох сменился тихим перестуком, словно где-то в недрах горы цверги взялись за молоточки.

Я посмотрел на Морозова. У него был вид человека, наконец-то завершившего долгое дело.

— Она не захотела родить от меня, — сказал он, подбирая вещи с пола и укладывая в сумку, — так теперь родит для меня. Не знаю, каким будет это дитя и что оно принесет миру, но это моя кровь!

Бокур ласково похлопал его по плечу.

— Теперь можно и умереть с коварной улыбкой на устах, — сообщил он. — Представляю, с каким удовольствием я буду скрывать от всех тайну Великого Пальца!

— Ну, это уже сами разбирайтесь, — пробормотал Морозов. — А я, кажется, успеваю на «Джихангир».

Разочарование мое было велико. Я ожидал услышать от него каких-то уместных моменту слов, ну, может, проклятий там или хотя бы вздоха облегчения… Даже обидно!

Корабль медленно поднялся с тумбы, разгонные блоки заурчали и «Джихангир» распорол облака. Я и Бокур стояли у окна, выходящего на поле.

Рокот разгонных движков напомнил мне шум воды, которая извергалась в пещеру. Когда мы покидали зеркальное подземелье, Морозов закрыл люк, а потом, после бесконечно утомительного подъема, он разнес своим устройством стену в зале с каменными чудовищами. Сквозь большую дыру выметнул мощный поток, мы еле успели проскочить в расщелину. На обратном пути он сказал, что на всякий случай подстраховался. Хотя никто не сумеет пробиться сквозь защитное поле, но мало ли что… Я спросил тогда, а кому принадлежал этот «паук» в подземелье и для чего он был нужен древним, но он только пожал плечами. Бокур же перегнулся ко мне с заднего кресла и, хихикнув, сказал, что в легендах его народа есть песни о Харшаваре, который один населил сто миров. И тогда Морозов нехотя рассказал о том, что когда-то такими биореакторами были снабжены самые первые корабли на гипертяге. Возможно, хотели засеять жизнью как можно больше миров, а может, для пополнения экипажа… Теперь уже никто не помнит.

Небо над портом озарилось синей вспышкой, «Джихангир» включил гипертягу. Аванки и люди, проходящие мимо, с любопытством поглядывали на ульта, но близко не подходили: шесть телохранителей, что полукругом расположились за моей спиной, своим зверским видом отпугивали их.

— Теперь я познал все формы обмана, — сказал Бокур, провожая взглядом корабль. — Я стал намного богаче.

— А я-то! — моя ухмылка отразилась в стекле.

— Обман как основа культа себя исчерпал, — задумчиво продолжал Бокур.

— Мне пора идти, — сказал я. — Жена ждет… Да, все-таки жаль Морозова! Хотя, может, сейчас он успокоится, поймет, что быть одному плохо…

Бокур назидательно поднял палец.

— Мститель не знает одиночества! — торжественно сказал он. — Идея мести — очень богатая идея. Месть превыше обмана. Я вижу пути, которыми мы еще не следовали. Ныне принесу своему народу добрую весть.

И он ушел.

А я глядел ему вслед, и смутное подозрение, что наступают новые времена, долго не покидало меня.

Можно лишь посочувствовать рассказчику: его планету ждут не только новые, но и худшие времена, ибо понятно, кому возьмутся мстить доселе безобидные ульты… Ну а наших читателей ждет новая задача — и на сей раз очень легкая. Последние два этапа конкурса оказались достаточно сложными, и мы решили дать конкурсантам заслуженный отдых, предложив их вниманию небольшую притчу известной американской писательницы. Думаем, что многие читатели угадают замысел автора, поэтому не затягивайте с ответом: призы получат те, кто первыми отправят письма в редакцию. Напомним также, что на призы могут претендовать и те конкурсанты, которые предложат свою оригинальную и обоснованную версию, пусть и не совпадающую с идеей автора.

Итак, вместе с купцом мы возвращаемся в родное село, предвкушая радостное событие…

Солнечным днем в начале октября шерп Жигдель Гонбо поднимался на Нанпа Ла по крутой тропе. Он посвистывал и покрикивал на трех яков, робевших перед крутизной. На яков были навьючены товары из Тибета: толстая материя из овечьей шерсти и сушеная баранина. Сума на поясе у Жигделя была набита драгоценностями.

Забираясь все выше, Жигдель поздравлял себя с успехом. Он считал себя удачливым торговцем, умеющим добиться выгодной сделки. Он отлично заработал на Тибете продажей риса и цампа и теперь возвращался к себе в долину Кумбу. Ему не терпелось скорее попасть домой, к молодой жене. Два месяца назад, когда они расстались, Бхоти Афе была беременна их первенцем.

На гребне перевала другие путники собрали на склонах камни и возвели чортен — башенку из камней разного размера, увенчанную молитвенными флажками. Когда-то флажки были яркими, но потом выгорели на беспощадном солнце высокогорья и совсем побелели. Жигдель насилу разобрал темные буквы мантры, когда-то начертанной на ткани: «Да светится камень в лотосе». Драгоценный камень означал Будду, лотос — сердце мира. Порывы ветра срывали молитву с флажка и отправляли порхать по миру.

Как всякий разумный человек, Жигдель обошел чортен слева, по часовой стрелке — направление, указываемое молитвенными колесами и диктуемое почтительностью и осторожностью. Но один из яков избрал собственный путь — упрямо побрел вправо от башенки из камней. Жигдель досадливо выбранился и, погнавшись за тупой скотиной, тоже оказался по неверную сторону. Догнав яка, он вытянул его по боку палкой и заставил вернуться. Внезапно он увидел в тени башенки человека — старого праведника бонпо, отдыхающего после восхождения.