Юсуп Хаидов - Через тысячу лет

Подгоняя коня, я проскакал мимо огромного зеленого купола, затем остановился, застыв от изумления. Передо мною расстилались блестящие поверхности хау-зов — прудов, до краев полные кристально чистой воды.

От цветов, склонившихся друг к другу, шел сильный пьянящий аромат.

Вдали высились раскидистые фруктовые деревья. В их тени, в которую не мог проникнуть ни один солнечный луч, я заметил группу прекрасно одетых девушек, которые куда-то спешили. На ходу они что-то напевали, подыгрывая себе на искусно настроенных музыкальных инструментах, неведомых мне.

Прилетели белые голуби, расселись вокруг хауза.

Я стоял, смотрел на все это и думал: «Почему мои односельчане не переселятся сюда? Ведь жить здесь— одно удовольствие!»

Пока я стоял так, обвиняя в душе односельчан, кто-то крикнул:

— Держите вора! Он украл коня!

Не успел я оглянуться по сторонам, как из-за деревьев выскочили вооруженные люди и бросились на меня.

...Как будто я сижу у источника, расположенного в окрестностях нашего селения. Но странная вещь! Прежде вода, бьющая из-под земли, струилась мирно и спокойно, а сегодня она бурлила, время от времени словно выстреливая в меня.

При каждом таком выстреле сильные, острые брызги попадали мне в лицо, причиняя невыносимую боль.

Я хочу встать и уйти от источника, но, как ни стараюсь, ничего у меня не выходит...

Я пришел в себя от шума, от которого, казалось, содрогается весь мир.

Взяв меня в кольцо, вокруг стояли незнакомые люди. Засучив по локти рукава, они размахивали тоненькими прутиками.

Попытавшись еще раз подняться, я догадался, что крепко связан по рукам и ногам. Я с ненавистью посмотрел на этих безжалостных людей которые подвергли меня таким жестоким мучениям.

— Смотрите, я привел его в сознание. Он открыл глаза и смотрит на нас, — сказал, хихикая, здоровенный краснолицый детина, держащий в руках большой кувшин.

Выходит, меня избили до потери сознания. На моей спине изломали, видимо, не один прут. Затем, чтобы привести меня в сознание, вылили на мою голову несколько кувшинов воды, пока я, несчастный, валялся как труп. Капли из кувшина мне показались брызгами из нашего сельского источника.

— У него уже не хватит силенок сопротивляться нам, — сказал один из вооруженных людей и развязал мне руки и ноги.

— Эй, глупец, тебя вызывает к себе падишах! — добавил с угрозой второй. Третий заключил:

— Если правду не скажешь, изрубим.

Мне с трудом удалось выпрямить болевшее тело.

— Я ничего плохого не сделал,— сказал я.

— Поговорим еще!

— А за то, что вы меня избили, я пожалуюсь вашему яшули.

— Жалуйся!

Насмехаясь над моими словами, они вытолкнули меня вперед и повели куда-то.

Мы миновали несколько домов и вошли в большой двор. Он был украшен богато и со вкусом — я думал, что такие пышные дворы бывают только в сказках.

На высоком помосте с белыми блестящими колоннами восседал выше всех немолодой человек с коротко подстриженной бородкой. Его разноцветная одежда сверкала.

Я подумал, что это, видимо, и есть тот человек, которого с таким почтением и страхом называют падишахом.

Щуря желтые тигриные глаза, падишах смотрел на девушек, танцующих для него под деревьями.

Воины толкнули меня в затылок, и я оказался перед падишахом. Нукеры сложили руки к груди и низко склонились перед повелителем.

Хотя тело мое ныло невыносимо, я стоял и с улыбкой смотрел на падишаха, похожего на разряженную куклу, и его безропотных слуг. Кто-то из воинов ударил меня по голени, и я упал навзничь.

— Бесстыжий глупец! — прошипел воин. — Забыл, что ли, где находишься?!

Падишах сидел и смотрел на меня молча, словно воды в рот набрал. То, что меня избили до потери сознания, было ему безразлично.

Взоры всех были устремлены на меня и на него. У некоторых во взгляде сквозило подхалимство, у других - страх. Но в моем взгляде была только ненависть.

Падишах только слегка пошевелил холеным указательным пальцем, и сразу же прекратилась музыка, а танцевавшие девушки замерли на месте.

Я понял, что приказ падишаха сильнее приказа аллаха. Когда аллах забирает на небо душу, то несчастный умирающий успевает хотя бы дернуться и попросить глоток воды!

А здесь при одном лишь малейшем движении падишаха даже вода, которая текла, и та — замерзает, а если он разрешит — потечет снова.

— Гость, не к лицу тебе воровать. Знай: мы воров не любим, — проговорил падишах мирно и как-то мягко.

— Я ничего не воровал, яшули.

Падишах вскинул брови:

— Вот как?

— Ваш конь спокойно щипал траву. Я только временно воспользовался им.

— Допустим.

— Ведь я же скакал не от вас, а к вам!

— Откуда и куда путь держишь?

— Мать у меня больна, Я перевалил через горный хребет в поисках целебной травы, вот и пришел в эти края.

— Твое селение за горами?

- Да.

Падишах помолчал.

— Если ты покажешь нам, где расположено твое селение, мы снимем с тебя обвинение в воровстве, — веско произнес он.— Сегодня отдыхай, а завтра поедешь с моими нукерами и покажешь им, по какой дороге нужно двигаться.

Я переступил с ноги на ногу. Падишах ждал моего ответа, но я молчал, стоя перед ним.

— Гость, посмотри вон туда, — сказал тогда падишах, протягивая руку в правую сторону.

На середине большой площадки, покрытой камнями, стоял огромный обрубок пня. В него был воткнут черный топор.

На пне в некоторых местах были темные пятна, по всей вероятности — засохшая кровь. .

Нетрудно было догадаться, что на этом пне отрубали головы с плеч.

— Гость, принимаешь наши условия? — Произнес падишах негромко, но с явной угрозой в голосе.

— Хорошо, я согласен, яшули,— ответил я, и сам не успев понять, как могли вырваться у меня эти слова.

На ночь меня привязали жесткими веревками к колонне. Двое нукеров, держа в руках копья, по очереди дежурили.

Миновала полночь. Я стоял, словно кол проглотил, и наконец задремал.

Стражник мой, следуя моему примеру, тоже начал подремывать. Время от времени, едва держась на ногах, он вздрагивал и крепче хватался за копье, чтобы не упасть. Ему не было до меня никакого дела, похоже, я был для него просто черной тенью.

— Может быть, мне удастся найти какой-нибудь способ сбежать от падишаха и его топора, — подумал я и попробовал пошевелить руками и ногами. После долгих усилий мне удалось подвигать рукой: по всей видимости, она была привязана слабее остальных. Нож у меня тоже был припрятан справа.

Стараясь, чтобы дремавший стражник ни о чем не догадался, я осторожно вытащил нож и, выбрав удобный момент, начал резать веревку.

Только к рассвету мне удалось избавиться от ненавистных пут.

Сбросив веревки, я опрометью бросился к закрытым на ночь воротам. Здесь, однако, меня поджидала неудача. Открыть ворота никак не удавалось — по всей вероятности, они крепко были заперты снаружи.