Михаил Болле - Мой Демон

Короче говоря, Никита быстро набрал номер Германа Петровича, еще раз извинился за случившийся инцидент с милицией, поблагодарил за участие и пообещал съездить на кладбище к родителям. Затем, выслушав недолгое отеческое напутствие типа «Веди себя достойно, а не как уркаган позорный!» – попрощался и со спокойным сердцем повесил трубку.

Все вроде бы было улажено, вот только Евгения, явившаяся в его сон за руку с ребенком по имени Жорик, слишком прочно засела в подкорке нашего героя, не давая сосредоточиться на реальности. Никита даже порылся в старой записной книжке в надежде найти телефон сестры своего одноклассника с таким же именем… Кажется, он действительно ухаживал за какой-то Женей, но не до такой же степени, чтобы иметь от нее детей!

Однако, не обнаружив никаких координат, он окончательно успокоился. В конце концов, чего можно ждать от сновидений, которые так похожи на жизнь, что великий Шекспир однажды написал по этому поводу следующее:

Когда-нибудь, поверь, настанет день,

Когда все эти чудные виденья,

И храмы, и роскошные дворцы,

И тучами увенчанные башни,

И самый наш великий шар земной

Со всем, что в нем находится поныне, -

Исчезнет все, следа не оставляя.

Из вещества того же, как и сон,

Мы созданы. И жизнь на сон похожа,

И наша жизнь лишь сном окружена.

Поэтому, естественно, никаких детей у него нет и в помине. По крайней мере, Никита попытался себя в этом убедить.

Самое забавное, что, уже сидя в такси вместе с Лизой и проезжая мимо того самого места, где машина в его страшном сне проломила ограду и упала на лед, Никита не удержался от любопытствующего взгляда. Разумеется, чугунная ограда была цела и невредима.

Встретившись на катке с Сергеем и Наташей, они вскоре познакомились с компанией симпатичных молодых людей – Мариной, Олегом и Андреем, так что день закончился очередной – и весьма удачной! – вечеринкой.

Единственное, что по непонятной причине напрочь стерлось из памяти Никиты после его пробуждения, было маленьким, но весьма значительным эпизодом странного сна – момент, когда Демон Пушкина показал Никите зеркало…

Самые чудесные мгновения на свете мы не можем передать словами, поскольку тут же ощущаем их фальшь и банальность; самые блаженные минуты мы почти не сознаем, поскольку наше «я», поблуждав в ослепительных эмпиреях и вернувшись обратно на землю, непреднамеренно их забывает; самые восхитительные часы жизни кажутся нам крошечными искорками, неспособными растопить ледяную глыбу безвозвратно и бессмысленно утраченного времени. Однако именно эти мгновения, часы и минуты возносят нас так высоко, куда не донесет и самая безудержная мечта!

Париж, парк Андре Ситроена, 2004 год

Вечерние тени медленно покрывали осенний парк Андре Ситроена, приютившийся на набережной Сены, отчего разноцветные, зелено-желто-красные листья деревьев и кустарников, отражавшихся в разнообразных прудиках, становились одинаково серого цвета. Вокруг скамьи, на которой сидели двое мужчин, слышался стук экипажей, катавших по набережной туристов, и смех иностранных студентов, вывалившихся из ближайшего кабака. Скорее всего, это были немцы, поскольку грубые вопли «О, ja, ja, das ist phantastisch» разносились по всей округе.

И каким же диссонансом с ними прозвучали прекраснейшие стихи величайшего русского поэта, которые медленно и с чувством продекламировал барон Геккерен:

Недаром темною стезей

Я проходил пустыню мира.

О нет, недаром жизнь и лира

Мне были вверены судьбой!

Закончив цитату, он внимательно посмотрел на своего собеседника, которым был таинственный спонсор то ли состоявшегося на самом деле, то ли всего лишь приснившегося Никите спектакля. Посмотрел и подумал: «Теперь забавно вспоминать, как тогда он, используя меня в своих целях, изображал из себя поручика с травмированным лицом после дуэли. Лишь теперь я понимаю, как был бы удивлен, увидев его без шарфа. Наверное, я лишился бы дара речи, обнаружив, что сам Пушкин принес мне кольчугу и пистолеты для собственного убийства…»

– Эх, господин Пушкин, господин Пушкин. Жить не умел, зато как писал! – только и вздохнул барон, увидев в пенсне Демона отражение своего смертельно белого лица.

– Именно поэтому он и выбрал вашего любовника для совершения самоубийства, – иронично заметил Демон, снимая свою широкополую шляпу, чтобы поправить прическу. Своей не слишком уместной кокетливостью он чем-то напоминал ведьму, собравшуюся лететь на шабаш на Лысую гору.

– Вы в этом уверены? – вежливо осведомился Геккерен.

– О, вполне! Уйти вовремя – это качество истинно великого поэта. Вон Гете дожил до восьмидесяти лет – и ради чего? Чтобы к первой, замечательно написанной части «Фауста» присовокупить вторую – огромную, рыхлую и неудобочитаемую, с позволения сказать, ахинею. Нет-с, господин Пушкин поступил гораздо мудрее, а потому все его поэмы совершенны.

– Значит, вы все-таки считаете, что правильно поступили, забрав Пушкина таким молодым?

– Даже не сомневаюсь, – уверенно заявил представитель Темных Сил. – Больше всего на свете наш поэт опасался творческой импотенции, поэтому, когда она все-таки наступила, причем почти одновременно с физической, он принялся искать удачный повод, чтобы вовремя уйти из той жизни, в которой уже не мог совершить ничего достойного. Как вы сами помните, его журнал не пользовался никаким успехом, поэтому все чуланы в квартире на Мойке были забиты нераспроданными экземплярами. Знаете, похожий случай был и с господином Дюма. Как заявил мне один из его издателей: «Господин Дюма пишет, не зная усталости, однако французский читатель уже устал от господина Дюма»…

– К чему вы клоните? – перебил барон, утомленный столь долгой прелюдией к ожидаемому ответу.

– А к тому, что таковым поводом стали чрезмерно раздутые слухи об отношениях вашего сына с женой господина Пушкина. Последнему они явно показались возможностью красиво уйти из жизни, одурачив своих современников. Более того, своей смертью господин Пушкин, разумеется благодаря мне, осчастливил все свое окружение, и не только!

Барон приподнял брови, будто не понимая, о чем идет речь, и тогда лукавый Демон, явно пародируя его мимику, также приподнял брови, после чего напомнил:

– Николай Первый, дождавшись своего часа, не только погасил все долги Пушкина и взял под покровительство его детей, но и сделал Наталью Николаевну своей наложницей. Именно благодаря его высочайшему покровительству прекрасная вдова столь удачно вышла замуж за генерала Ланского. Оказавшись в чине генеральши, «чистейшей прелести чистейший образец» безбедно прожил двадцать шесть лет после смерти своего первого мужа.