Коллектив авторов - Полдень, XXI век (декабрь 2011)

Вдалеке раздался слабый детский голосок:

– Альфа!

Алексей вскочил, пошёл на голос и вскоре наткнулся на мальчика лет восьми в джинсовой курточке, брючках, кроссовках и трикотажной шапочке. Бледное личико его было осунувшимся и измученным. Он еле держался на ногах, и по всему было видно, сильно замёрз.

Увидев Алексея, он тихо заплакал, и пока Алексей нёс его на руках, не сказал ни слова. При виде перебинтованной собаки он немного успокоился.

– Дяденька, спасите Альфу…

– Стараюсь, парень, – спокойно ответил Алексей, осматривая мальчика. Переохлаждение, шок, несколько гематом и ссадин на лице и руках… – Как тебя зовут?

– Антон. Я кушать очень хочу…

Алексей достал из ранца сухой паёк, дал ему сухарь и фляжку с водой.

– Тебя кто-нибудь бил?

– Нет. Альфу били… Папка… Она его укусила… он её железной палкой…

– А ружьё у него есть?

Мальчик сказал испуганным шёпотом:

– Я побежал за Альфой, а он стрелял… Пьяный.

Стрелял вслед ребёнку и собаке. Алексей выругался про себя и взглянул на показания прибора. Раненый мужчина стоял совсем рядом с ними, возможно, прятался в кустах.

– Выходи! – крикнул Алексей.

Кусты зашевелились, из них, хромая и пошатываясь, вышел невзрачный мужичонка с испитой физиономией и дробовиком в руках. Из кармана куртки торчало горлышко бутылки, заткнутое скрученной бумагой.

– Ружьё брось, – сказал Алексей.

– Щас, – возразил мужичок, держась на безопасном расстоянии.

– На кого руками машешь, герой? На пацана и собаку?

Пьяный голос мужичка сделался плаксивым:

– А ты знаешь, что она меня укусила? Ты знаешь, что за такие дела можно вообще убить? Я её кормлю, пою… а она мне – во! Куртку порвала! У меня покус знаешь, какой?

– Иди сюда, покусанный, – поморщившись, сказал Алексей. – Я медбрат, обработаю рану.

– Нет, – твёрдо сказал мужчина. – Антоха, домой!

– Они из селения, подвергшегося нападению, – заметил переводчик.

– Понятно, – тихо сказал Крошин.

Нарезался самогону, устроил дебош с пальбой и благодаря этому остался жив – и сам, и парнишка его. А матери теперь у пацана, наверное, нет… только это пьяное чучело.

Между тем, мужчина с ружьём покачнулся и осел на землю – кровопотеря давала о себе знать. Алексей пулей метнулся к нему, и между ними завязалась короткая борьба за дробовик. Раздался выстрел. К счастью, ствол был задран к небу и никто не пострадал. Мальчик громко заплакал. Больше не церемонясь, Алексей вырвал ружьё и отшвырнул в кусты. Потом подхватил обмякшего мужчину за подмышки и поволок.

Мальчик, закутанный в плащ-палатку, крепко спал, прижавшись к собаке. Когда Алексей заканчивал бинтовать мужичку ногу, собака открыла большие жёлтые глаза и шевельнула ухом.

– Ах ты, моя красавица, – сказал Алексей. – Замёрзла? Потерпи, сейчас запалю костёр.

В эту минуту в нескольких шагах от них раздался сильный треск, будто с темнеющего неба что-то тяжёлое упало на верхушки деревьев и, ломая ветки, рухнуло на землю. Раздался крик, полный боли, и всё стихло. От неожиданности мужичок вскрикнул, а собака дёрнулась всем телом.

– Спокойно, – негромко сказал Алексей и, пригнувшись, подобрался к тёмной массе, лежавшей под деревьями. На поясе у него запищал прибор. Он машинально взглянул на него. Светилась точка с числом 10 – у существа, лежавшего перед ним, был болевой шок.

Это, безусловно, был человек, только очень большой, по пропорциям превосходивший Алексея примерно в полтора раза. Его огромное тело было облачено в чёрный комбинезон со множеством карманов на кнопках. На голове плотно сидел гладкий шлем; везде – на толстой ребристой подошве ботинок, на рукавах, груди, на тонких перчатках – поблёскивали металлизированные прошивки. Они светились в надвигавшихся сумерках, как и лицо с очень светлой кожей. Черты лица были правильными: прямой нос, хорошо очерченный подбородок. Глаза скрывал полупрозрачный щиток. Хотя оружия Алексей с ходу не заметил, принадлежность существа к военной касте не оставляла сомнений. Он тронул рукав, запачканный чем-то тёмным – это оказалась липкая пахучая кровь.

Определитель боли захлёбывался писком. Сев на корточки, Алексей осторожно откинул щиток на шлеме, приподнял тяжёлые татуированные веки, посветил фонариком – зрачки светло-зелёных глаз ещё реагировали. По всем признакам у существа была сломана спина, и он умирал, испытывая жестокие страдания.

Алексей задрал голову, разглядывая тёмные кроны деревьев.

– А-а-а! – раздался сзади торжествующий крик. – Это ж я эту гниду подстрелил! Он на дереве шпионил, а я бац, и попал!

У Крошина сводило скулы. Что за невезуха такая? Именно сейчас, когда всё поставлено на карту, выскакивает из табакерки этот пьяный чёрт, палит куда ни попадя и пробивает границу между мирами. И захочешь, такое не придумаешь. Одни проблемы от этих алкоголиков. Он хотел обратиться к темноволосому, но переводчик остановил его нетерпеливым жестом: не мешайте…

Мужичок, перебинтованный, как только что с полей сражений, продолжал бесноваться, размахивая найденным в кустах ружьём. Смерть шпионам, отойди, братан, надо жахнуть из двух стволов во вражеского недобитка, чтоб уж наверняка, а то вдруг ещё дышит и всё такое.

Вконец разозлённый боец Белоусов поднялся на ноги и ударом в челюсть послал его в нокаут, а дробовик снова зашвырнул подальше.

…У умирающего была толстая вена, хорошо видная на ослепительно-белой коже. Прикинув вес, Алексей ввёл максимально возможную по безопасности дозу морфия и стал ждать. Через несколько минут прибор пискнул в последний раз. Алексей склонился над умершим и закрыл ему глаза.

Надвигалась ночь. В лесу было мрачно и сыро, и вовсю гулял ветер, осыпая с осин последние листья. Кажется, я сейчас упаду, стоя над мёртвым телом, думал Алексей. Зорька ты моя ясная, как же мне без тебя плохо… Где ты? Живая? Вот сейчас возьму и лягу прямо на землю. И буду спать. Но тогда завтра придётся лечить всех от пневмонии – собаку, Антона и папашку его героического… Надо заняться костром, пока опять кто-нибудь не свалился на голову. А с утра будем отсюда выбираться…

Они смотрели, как отблески огня играют на лицах спящих.

– Итак, что вы можете сказать о людях? – спросил переводчик.

Вопрос, как говорится, на засыпку, в двух словах не обскажешь. «Если они поинтересуются, как мы, люди, себя позиционируем, ответьте…»

Крошин хотел перечислить классификационные признаки человека, но от дикого напряжения стал плохо соображать и, всё, кроме homo sapiens sapiens, напрочь вылетело из головы. Он полез во внутренний карман кителя, достал сложенный вчетверо лист бумаги, развернул. «Научная классификация человека» была набросана размашистым почерком, обычной шариковой ручкой.