Сергей Чекмаев - Везуха

Поначалу всех удивило количество стремящихся в Гренландию туристов – судя по всему, идеи экстремал-туров с помпой шествовали по миру. Аэропорт в Кулусуке, единственные, по сути, воздушные ворота в эти края, оказался битком забит пассажирами. Борт Рейкьявик – Кулусук прилетел без единого пустого места, да и в обратный путь, судя по толпе у трапа, тоже улетит заполненным под завязку.

Рядом с аэропортом, не обращая почти никакого внимания на проносящиеся над головой самолеты, бурлил жизнью поселок коренных жителей. Цепляясь за скалистые уступы чуть выше уровня свинцово-серого моря, он словно бы и не менялся за прошедшие века, жил так же, как и многие сотни лет назад.

Словоохотливый сосед-датчанин еще в самолете рассказал Андрею, что местные жители – большие показушники. Они живут за счет туризма. Ну, и еще охотой. Поровну.

– О! Кулусук – это идеальное место для первоначального знакомства с Гренландией. Да, конечно, считается, что местные жители все еще живут охотой. Однако стоит вам прийти в поселок, как аборигены тут же организуют неофициальные демонстрации. Либо начнут выделывать на каяках головокружительные трюки, либо устроят танцевальное представление. Только я вас заклинаю – в поселке у вас часто будут просить деньги за позирование или за представление, даже очень часто, – ни в коем случае не давайте! Постарайтесь обойтись улыбкой или кивком. Нормальный абориген попрошайничать не станет никогда – это ниже его достоинства. Деньги требуют лишь определенные люди и с определенной целью. Ну, вы меня понимаете…

«Выходит, – подумал Андрей, клятвенно пообещав соседу никому ничего не платить, – пьянство на севере – страшный бич не только для России».

Прислушивающийся к разговору Петр Дмитриевич более-менее знал английский, на котором датчанин изъяснялся вполне уверенно, но чудовищное произношение иногда ставило полковника в тупик, и он просил Андрея перевести ту или иную фразу.

– …вы будете смеяться… – продолжал сосед, – но все представления моментально отменяются, если исполнители в данный момент вдруг предпочтут идти на охоту.

– Правда?

– Да-да. Любопытно, что поселок Кулусук до сих пор не поддался европейскому влиянию, несмотря на постоянный приток туристов. И это многих привлекает. Скажу вам по секрету, – датчанин наклонился к Андрею и зашептал, – многие гости острова сразу по приезде почему-то стремятся посетить местное кладбище. Оно украшено пластмассовыми цветами и очень необычно выглядит посреди заснеженной тундры. Но я бы вам не советовал – местные этого не любят. Лучше прогуляйтесь пешком к горному озеру. Незабываемое, жуткое зрелище! Оно лежит у самого спуска к Кулусуку и, кажется, вот-вот выплеснется из берегов и захлестнет поселок! Сходите, на это стоит посмотреть!

– Спасибо, обязательно!

– А лучше всего – наймите корабль, здесь любой корабль сдается, и обойдите остров вдоль побережья. Картина незабываемая! Это лучший способ познакомиться с Кулусуком.

Андрей благодарно кивнул.

Вот такой местный вариант «круизного лайнера». Комфортабельная десятиместная каюта, пропахшая рыбой, ржавая рубка и дикая бортовая качка в качестве бесплатного довеска.

Напоследок сосед поведал Андрею, что слово «эскимос» считается в Гренландии неприличным, вроде как «негр» в США. Местные жители предпочитают называть себя «инуитами».

Удивившись, Андрей попытался выяснить, откуда такая неприязнь. Лично у него слово «эскимос» вызывало лишь приятные, вкусные ассоциации детских еще времен: «Мам, купи эскимо!» Как всегда во всем оказался повинен иностранец – а именно Лейф Эрикссон. Прославленный викинг открыл Гренландию чуть ли не тысячу лет назад, а по возвращении домой рассказывал, что «страна Винланд населена карликами». Конечно, ему, могучему рыжебородому гиганту, тщедушные и худые от цинги и недостатка пищи местные аборигены вполне могли показаться малорослыми. Карлик на древнескандинавском будет «эскимос». Инуитам это, понятное дело, не понравилось. И хотя на том языке давно уже никто не говорит, местные жители оказались памятливым народом.

На Кулусуке, защищенном с севера и запада громадой самого большого острова на земле, близость Арктики почти не ощущалась, но, когда пыхтящий от натуги разъездной катер полз к пристани Юлианехоба, суровый климат проявил себя во всей красе.

Стало понятно, почему Гренландию иначе называют Большим Ледником. С Атлантики задувал ветер, промозглый и соленый, а за весь почти двенадцатичасовой переход градусник так ни разу и не перевалил за пять градусов.

Недалекий гренландский берег с палубы катера выглядел пустынным и неприветливым.

Кто-то из сопровождавших офицеров высказал здравую мысль, что, если принять за истину теорию о духовной ауре вокруг точек Удачи, Восьмая может оказаться местом высадки последних атлантов, выживших после гибели острова. Они смогли доплыть только до этого клочка земли, заложили в честь своего спасения какой-нибудь храм, а потом и сгинули все от холода и цинги.

Спорить никто не стал – задувало так, что на палубе трудно было даже дышать, не то что разговаривать. Тем более что брызги, разлетавшиеся с разрезанных носом волн, превратили палубу в каток. Андрей поежился и сказал, ни к кому не обращаясь:

– Не знаю, как там атланты, но очень хотелось бы понять, о чем думал Лайф Эрикссон, когда нарек эту землю Гронландом? «Зеленая земля», а? Где он зелень увидел, интересно?

Может, на его сугубо викингский взгляд остров и был «зеленым», или ему повезло прибыть к самому началу короткого арктического лета, когда Гренландия буквально в считаные дни одевается в ковер диких цветов. Эти факты история умалчивает.

Накинув на голову капюшон, Андрей застегнул плотнее «молнию», бросил в сердцах:

– Калааллит Нунаат! – И, в ответ на удивленный взгляд полковника, добавил: – Так Гренландия на местном наречии называется. Я перед отъездом слегка по Интернету пошарил, нашел массу интересного.

– И как это… Кала… э-э… нунат переводится?

– Не знаю. Но звучит угрожающе.

Еще Всемирная Сеть радостно сообщала, что август и начало сентября в Гренландии – летний сезон. До конца лета бесконечной чередой идут дожди.

Только авторы статей явно забыли добавить, что задувающий с Атлантики ветер превращает любой дождь в мерзостную крупу, секущую лицо, руки – все, что не защищено одеждой.

Ближе к октябрю наступают холода, а в короткий промежуток между десятым августа и серединой сентября неделями может светить солнце. Писали, что иногда в Гренландии бывает настолько тепло, что можно раздеваться и загорать. Если стихнет ветер, конечно.

Настолько больных на голову Андрей представлял себе с трудом. Хотя, как известно, – «каждый болен по-своему», да и сам факт курортного загара из Гренландии может подтолкнуть еще и не на такие подвиги. Зато фурор в обществе обеспечен. Вон в Норвегии тоже, едва пригреет солнышко, люди выкатываются на улицу в шортах и маечках. Нигде так не ценят солнце, как в северных странах.