Сергей Чекмаев - Везуха

– Что они кричат? – спросил полковник.

– Гм… – Андрей замялся, – я не силен в местном диалекте, но Юрген говорил, что вожаки упряжек приучают собак к одному и тому же крику, для ритмики. Скорее всего, что-нибудь вроде «вперед, собака» или «давай, псина»…

– Собака?

– Ну да. У гренландских псов нет кличек. Даже у вожаков, которых, кстати, инуиты любят больше жизни. Но и они на всю жизнь остаются «просто собаками».

На месте Восьмой точки Андрей долго топтался в недоумении, сделав несколько шагов то в одну, то в другую сторону. Петр Дмитриевич напряженно следил за ним. Неожиданно Андрей замер на месте, закрыл глаза и долго стоял без движения.

А над головой играло и переливалось всеми цветами полярное сияние. По-местному – «Орора бореалис». Юрген рассказывал, что здесь его можно наблюдать практически круглый год.

Величественная небесная картина то затухала, рассыпавшись по всему горизонту мириадами серебристых искр, то снова набирала силу. И тогда ряды ниспадающих откуда-то из стратосферы бирюзово-синих полос сменялись фиолетовыми волнами, россыпью холодных огненных вспышек. Красиво, необычно, завораживающе.

И все это – в абсолютной тишине, без единого звука. Разве что на самой грани слышимости можно с трудом уловить тихий-тихий шелест.

– Вот это да! – восхищенно пробормотал один из офицеров. – Никогда такого не видел, даже на Чукотке. И не в дикий мороз, как там, а при теплой погоде. Сколько сейчас, градуса два-три точно есть?

– Озоновая дыра здесь, – вполголоса отозвался другой. Андрей его немного знал – вместе летали в Монголию. – Зато, говорят, загар в Гренландии – лучше не бывает, куда там Сочи или какой-нибудь Хургаде.

Полковник, обеспокоенный молчанием Андрея, спросил:

– Все в порядке?

Словно очнувшись от мимолетного забытья, Андрей встрепенулся, посмотрел куда-то вверх. Потом повернулся к своим спутникам и сказал:

– Поехали домой. Быстрее.

– Вы что-то нашли, Андрей?

– Да, нашел. Намного больше, чем мы могли ожидать. Нам срочно надо назад. Если кто-нибудь идет по нашим следам, то времени в запасе почти не осталось.

Больше на вопросы Андрей не отвечал, лишь твердил без остановки: «Надо возвращаться».

Пока Петр Дмитриевич оформлял все документы, пока офицеры, изображавшие сотрудников турагентства, обменивались улыбками с клерками юлианехобского ландстинга, Андрей заглянул в сувенирную лавку. Ведь надо же что-то привезти девчонкам с этого холодного арктического острова.

Как оказалось, ни на что, кроме зловещего вида фигурок из оленьего рога и китовой кости, денег у него не хватит. Цены на сувениры оказались просто запредельными. Фигурки же выглядели настолько недобро и отталкивающе, что купить их рука не поднималась. У каждой по всему телу скалились и строили гримасы злобные лица. Даже из тех мест, где у людей расположены несколько иные, чем лица, органы, на Андрея поглядывали отвратительные маски.

Лишь три фигурки смотрели доброжелательно, а одна и вовсе – подмигивала. Видимо, предвещала Удачу. Андрей невесело усмехнулся про себя. Ну-ну. Интересно, что с ними со всеми будет, когда он СКАЖЕТ.

И что будет с ним там?

– Кто это? – по-английски спросил Андрей продавца.

Из-за обрушившейся в последние годы на Гренландию лавины туристов этот язык многие коренные аборигены знали даже лучше, чем датский. Больше практики.

– Тупилак, – гордо ответил продавец. – Бог, приносящий удачу на охоте.

Что ж, пусть будет Тупилак.

Скоропалительное и неуклюжее прощание с островной администрацией явно оставило бюргеров в недоумении. Андрею было все равно. Главное – они успели. Теперь он единственный, кто побывал во всех Восьми точках.

И потому знает, наконец, всю правду.

Лишь на борту лайнера Рейкьявик – Москва в ответ на очередную попытку полковника разговорить его, Андрей спокойно произнес:

– Есть Девятая точка.

Петр Дмитриевич резко повернулся, чуть не опрокинув поднос с «воздушным» обедом. Цепко ухватив Андрея за руку, полковник переспросил:

– Что?

– Есть еще одна точка. Я это почувствовал совершенно отчетливо, словно кто-то подсказал мне. Не знаю, как точнее объяснить… меня туда тянет, – просто сказал Андрей, неуверенно улыбнулся. – Там что-то очень важное. Похоже, это последняя точка. Самая главная.

Полковник долго смотрел в глаза Андрею, не выдержал взгляда, отвернулся и внезапно севшим голосом спросил:

– Вы знаете, где эта точка?

– Да, – ответил Андрей спокойно. – Знаю.

– Не надо вслух!

Андрей кивнул, взял с обеденного подноса чистую салфетку, начал быстро писать:

«Девятая точка на Луне, – и, словно не замечая изумленного восклицания Петра Дмитриевича, добавил внизу еще пару строчек: – Дневная сторона, южный край Моря Дождей. Семь километров от кратера Тимохарис».

Вслух он сказал:

– Могу показать на карте.

Петр Дмитриевич осторожно, словно это было письмо с вирусом сибирской язвы, сложил салфетку, сунул в карман.

– Вы уверены?

– Нет, – сказал Андрей тихо. – Я не уверен. Я знаю.

Дома его ждали.

Андрей прямо с порога словно нырнул в уютное домашнее тепло, настоящее, можно сказать, с большой буквы. Опять был пир горой, восторженное разглядывание гренландских сувениров, поцелуи… Правда, почему – «опять»? Есть в этом слове что-то обыденное, намекающее на приевшееся уже повторение, а Андрей надеялся, что такая радостная суматоха не надоест ему никогда. Искренние и непосредственные в силу возраста девчонки не скрывали своих чувств, что было необычно и приятно.

Впрочем, то же самое в свое время он думал и про Маринку, и про Ингу. Все меняется.

Наверное, каждый имеет право на маленькое, личное счастье. Даже Супервезунчик.

Рассеянно слушая веселую болтовню подруг об академии, о первых лекциях, одногруппниках и «преподах», беззлобно огрызаясь на Юлькины подколки, Андрей вспоминал последние слова Петра Дмитриевича. Полковник молчал всю дорогу до Москвы, молчал в машине и лишь у самого подъезда словно бы очнулся от раздумий. Пожал на прощанье руку Андрею и, прежде чем тот успел открыть дверь, сказал:

– Что ж, Андрей Игоревич… Значит, полетим!

В тот момент слова Петра Дмитриевича показались ему лишь попыткой ободрить, некоей напутственной фразой. Ну, в самом деле, откуда у ФСБ, да и, если на то пошло, у всей страны средства на лунную экспедицию? В семидесятых из-за недостатка финансирования свернул все программы даже неизмеримо более богатый Советский Союз, а теперь? Что может Россия, у которой все три рабочих космодрома являются на самом деле модернизированными полигонами для запуска межконтинентальных ракет, а единственный космодром для запуска тяжелых ракетоносителей вообще находится на территории другого государства?