Вера Чиркова - Свадьба отменяется

Герцог поймал напряженный взгляд чуть сузившихся глаз Бранта и понял, сыщик думает точно так же. Что их пытаются провести, и, значит, нужно что-то предпринять. Хорошо еще, что остальные северяне пока не вошли в замок, этих двоих, возможно, удастся обезвредить без потерь.

Хотя… с другой стороны, возникал вопрос, для чего они так открыто объявили о своем родстве? Надеялись на необразованность герцога, не знающего даже, что едят крестьяне соседней страны?

Чушь, большинство правителей абсолютно не волнуют такие мелочи, как меню подданных. Зато количество денег, драгоценностей и любовные похождения соседних королей они обсуждают во всех подробностях, смакуя пикантные подробности. И стало быть, все опять упирается в вопрос, зачем настороженно следящий за хозяевами Азарил так внезапно раскрыл свое инкогнито? Не может же быть, чтоб не понимал, что намного спокойнее жил бы, представься он простым воином. Или… появилась какая-то причина, заставившая северянина заговорить?

Во всех случаях нужно заставить их назвать истинный повод своего поступка, с досадой решил герцог и приготовился бросить Бранту условное слово. Которое не знал никто, кроме него, и которому офицер должен был повиноваться немедленно. Жаль конечно, что в таком случае раскроется вся игра в маски, Дорд только начал немного разбираться в правилах и входить во вкус.

Положение снова спасла Милли, торопливо положившая ручку на запястье Дорда, словно догадавшись о его намерениях.

- Попросите его светлость меня выслушать… - шепнула умоляюще, - я все объясню.

- Говорите, - сухо бросил Райт, едва заслышав краткую просьбу герцога и тот невольно восхитился лицедейским талантом брата, даже капитан в этот момент окончательно признал в кузене своего друга.

- Я надеюсь, её высочество не обидится на меня за раскрытие семейных тайн, - осторожно начала рассказ Милли, бросив Рашильде вопросительный взгляд, на который та ответила равнодушным кивком, - в Лурдении это вовсе не секрет, просто не принято такое обсуждать. После того как двадцать пять лет назад умерла от послеродовой горячки первая жена короля Редверрика, подарившая мужу трех сыновей, у него рождаются только дочери. Он взял уже последнюю, положенную по закону, третью жену… но сыновей больше нет. И тогда он решил завести сына… любым путем. Было заключено несколько временных браков со знатными дамами, имевшими сыновей… но все тщетно. Галирия - дочь короля от одного из таких браков, и по закону - полноправная принцесса, а Азарил и Даннак ее родные старшие братья.

- Но в хрониках написано про принцессу Рашильду так, словно это единственная дочь Редверрика! - не выдержал Брант, кляня себя за то, что полностью доверился получаемым от осведомителя сведениям.

- Все принцессы при рождении получают первое имя - Рашильда, - нехотя ответила Милли, - это старинный закон. Но различают их по последнему, эту принцессу зовут Галирия, Зинатра - имя ее матери. Получается Рашильда-Зинатра-Галирия.

- Все понятно, - снова расслабился Райт и оглянулся на мажордома, взглядом приказывая подавать второе.

Монрат понимающе кивнул и в свою очередь строго глянул на лакеев, незаметно отирая вспотевшие ладони о полы новенькой униформы. За то время, что господа играли в переглядки, он успел послать подчиненных за гвардейцами и поварами, и те уже спешили на подмогу. Нужно было дать им отбой, и не забыть посоветовать Бранту переодеть в лакейские формы пару его парней, из тех, что постарше и понеказистее. Зато показала свои явные преимущества странная шутка господ, внезапно представшая перед слугой в новом свете. И заставившая старика еще больше зауважать Эртрайта, пошедшего ради брата на такое опасное дело.

Дорд тоже вздохнул свободнее, и потянулся к кубку, во рту внезапно оказалось очень сухо. А, уже глотая холодный яблочный сок, приправленный душистыми травами и медом, вспомнил слова Райта про бедность принцессы, и подивился проницательности брата. Вот теперь герцог мог бы поверить и в скудость средств, отпущенных королем на поездку принцессы. Да и такое отношение скуповатого Редверрика к дочери вполне понятно, стоит принять во внимание, что для короля Галирия всего лишь неудачная попытка родить сына, одна из нескольких.

А если провести нить рассуждений дальше… придется сделать очень неприятные выводы, и герцогу снова, как никогда, не хватает Гизелиуса, чтобы обсудить это с учителем.

Он чувствовал себя маленькой, никчемной букашкой, наколотой на иглу и сбрызнутой консервантом.

Где-то вдали бушевала жизнь, шли сраженья и плелись интриги, заключались мирные соглашения и праздновались победы. Так, в неведомой дали, за гранью скукожившегося вокруг него пространства, тяжко дышало огромное тело мирового океана, яростные шторма мчали по нему огромные водяные валы, разметающие в щепки хрупкие посудины, напрасно пытавшиеся спастись бегством. Там сталкивались стихии и планеты, вспарывали небо кометы и молнии, сходили с гор лавины и взрывались вулканы.

Но все это было словно в другом мире… просторном и свежем, пахнущем весенней грозой и осенними яблоками.

А тут, в стягивающем ноющее тело коконе, было душно и холодно одновременно, не хватало ни воздуха, ни света… ни сил, чтоб прорвать эту тесную оболочку.

И самое главное, не было никакого желания что-то изменить.

Зачем?! Стоит вырваться отсюда и все начнется снова, интриги, споры, обман, обиды и непонимание. Он так устал от всего этого… только теперь понял, как устал, как хочет забыть про все и никогда не вспоминать… и не возвращаться в тот мир, полный опасности и предательства…

Ну, да там есть друзья… и герцог… и ученик… и тайна… которую не должен узнать никто… до тех пор, пока не придет время.

А он, Гизелиус, для того и поставлен… чтоб бдительно хранить тайну… иначе те, кто поверил ему, как себе, кто доверил самое дорогое… никогда не смогут жить спокойно… вообще не смогут жить.

Наверное, ничто больше не заставило бы его сделать это невероятное усилие над собой, ни любовь, ни тяга к жизни… ни уговоры, или, тем паче, угрозы.

Только природная обязательность, ответственность за чужие жизни и судьбы смогли толкнуть полумертвое тело на героический поступок, заставили собрать последние крохи разума и силы воли и вынудили начать борьбу.

Самую тяжелую и трудную битву с самим собой, вернее с собственным, жирно, как сорняки в дождливое лето разросшимся равнодушием.

И первым делом он поставил себе задачу, самую легкую и маленькую из всех, ждущих решения, но зато и самую выполнимую.

Перекрыть отток магии в почти раздавившее тело заклинание. Он знал не один десяток способов, как это сделать, но не годился ни один. Все они были изобретены чтоб действовать снаружи, а он был внутри собственной ловушки.