Тим Скоренко - Законы прикладной эвтаназии

Майя хохочет в голос, и мертвецы уже отступили так далеко, что их совсем не видно, и ей хорошо, будто ничего не случилось, будто она родилась в этом времени, в конце двадцатого века, и в её поддельном паспорте написана абсолютная правда, и Морозов – или Волковский, она не уверена – не чужой человек, а отец, который любит её, и послезавтра она пойдёт на свидание с Димой, этим смешным парнем, который…

Её мысли прерываются. Неожиданно, резко. Перед ней стоит лицо китаянки, которую собирались использовать для очередного опыта с анабиозисом. Китаянка смотрит на Майю из-за решётки, и в её глазах не страх. В её глазах – абсолютная пустота.

Дима что-то говорит, но Майя уже не слышит.

Мальчик, милый мой, будь сильнее мертвецов, я прошу тебя. Хотя бы капельку сильнее.

«Ты здесь?» – возвращается голос Димы.

«Да, я здесь. Прости, меня отвлекают. Давай договоримся и встретимся, а сейчас мне нужно бежать».

«Тогда в шесть на “Арбатской”?»

«Хорошо. А где кинотеатр?»

«На “Багратионовской”. По голубой ветке».

«Хорошо. Я приду».

Он включает «игривость» в голосе.

«Пока!»

Чувствуется его желание обнять её даже по телефону.

Майя откидывается на подушку. Это любовь? Не нужно, Дима, пожалуйста.

Она смотрит на стенку. Лампа освещает комнату. Один из предметов бросает тень, похожую на человеческую фигуру. Где-то здесь живёт дух генерала-лейтенанта Исии Сиро.

Алексей Николаевич Морозов чудовищно рассеян на работе. Он думает о Майе, о Волковском, о своей бывшей даче (половину денег от сделки он «одолжил» Олегу на развитие бизнеса – по сути, отдал). Для практикующего нейрохирурга это смерти подобно. Он хочет взять отпуск.

Вся эта история с гостьей из прошлого (или из будущего?), с Волковским и обществом хранителей времени настолько выбила Морозова из колеи, что он забыл о девочке Маше. Да, именно так, о девочке Маше Крапивкиной, которая лежит в онкологии и которой осталось от силы полгода. Девочке семнадцать лет, у неё рак яичников.

Её следовало бы положить в анабиозис вместо Майи и хранить, хранить, хранить все пятьсот лет, пока рак не научатся лечить. Но нет, этого Волковский не позволит. Он не позволит построить второй анабиозис для Майи, использовав первый для девочки по имени Маша. Поэтому Машу ждёт другая разновидность спасения. Более спокойная, более надёжная. В какой-то мере менее болезненная.

Доктор Морозов знает, что дело нужно сделать сегодня. Другого времени не будет. После этого – отбой, отпуск, временная свобода. Он будет заниматься анабиозисом, Майей, Волковским, а может быть, уедет куда-нибудь на Мальдивы на неделю-другую, чтобы оторваться от окружающей действительности.

Сакситоксин, как обычно. Ничего особенного. Просто яд, который никто не обнаружит в организме.

Но есть ещё одна проблема, от которой хочется сбежать больше всего. У неё есть имя – Мария Николаевна Маркеева. Старуха оказалась очень дотошной. До сих пор милиция не принимала у неё заявление, но не ровен час примет. И тогда не миновать расследования, следовательно, эксгумации. Следы сакситоксина обнаружат, распознают убийство. Начнётся дознание, суета, следователи в каждом кабинете и палате. Морозов совершенно не уверен, что не проколется где-нибудь.

Иногда он ловит себя на страшной мысли: старуху тоже нужно подвергнуть эвтаназии. Принудительной эвтаназии. Всё равно её жизнь бессмысленна. Единственное, что её наполняет, – это желание доказать, что мужа убили. Тогда наступит её время, её праздник. Будет куда таскаться каждый день, помимо поликлиники. Будет чьи пороги оббивать.

Но старуха – не причина для того, чтобы изменять своим правилам. Для того, чтобы подвергать девочку Машу мучениям.

У неё выпали все волосы от химиотерапии. Он видел её фотографии двухлетней давности. Красавица, светлая коса до пояса. А теперь – бледное лысое чудовище с проваленными глазами. Смерть-девица.

Он хранит сакситоксин уже не в шкафчике, а в сейфе. Так надёжнее.

Он начал различать два понятия – добровольная и принудительная эвтаназия. Василий Васильевич Маркеев относится к первому случаю. Старик знал, на что идёт, и был благодарен врачу за спасение от боли. Но девочка Маша вряд ли понимает, что у неё нет никакой надежды. Пока она молода, она надеется. А молодой она будет всегда. Поэтому требуется принудительная эвтаназия. Сделанная во благо вопреки воле пациента.

Алексей Николаевич достаёт из сейфа сакситоксин, наполняет шприц, надевает на иглу колпачок, прячет орудие в карман.

Снова в онкологию. Вечерние коридоры, никого вокруг.

Иногда Алексей Николаевич вспоминает о камерах. Если соотнести записи с камер с временем смерти его пациентов, то всё станет понятно. Но на наблюдательном посту никого нет. Камеры просто пишут картинку.

Это ещё одна опасность. Если старуха раздует дело, камеры подтвердят его виновность.

Чёрт побери. Майя – проблема, Волковский – проблема, анабиозис – проблема. И это только первая группа. Далее: старуха – проблема. И девочка Маша. Но эту проблему он решит прямо сейчас.

Шприц в кармане. Он идёт через двор. Едва заметные капли дождя. Он вляпывается ботинком в грязь, хочет чертыхнуться, удерживается.

Маленькая боковая дверь. К лифтам – в обход дежурных медсестёр. Это не та онкология, где лежал старик. Другая часть здания.

Морозов превращается в эвтаназиальную машину, терминатора-спасителя. Его электронные зрачки анализируют поступающую информацию, отсеивают ненужное, выдают алгоритм действий. Лестница, четвёртый этаж, поворот налево.

Едва освещённый коридор, ещё один поворот. Тут много путей, которыми можно миновать медсестру.

Палата.

Алексей Николаевич подходит к кровати девочки. Чёрт побери, он прошёл весь путь менее чем за пять минут, точно тень. Герой комикса, супермен-избавитель.

Маша лежит с капельницей. Он ловит себя на мысли, что хочется просто ввести яд в капельницу и убежать, но нет, нельзя, нельзя. Он старается извлечь иглу из руки девочки так аккуратно, чтобы не разбудить её. Кажется, получается. Всё, игла уже вышла из руки. Он поднимает её наверх и укрепляет в разъёме, чтобы капли не падали на пол.

Достаёт шприц.

В полутьме не видно, что ребёнок – измученный и исхудалый. Слава богу, что не видно.

Морозов проверяет, нормально ли проходит через иглу жидкость, и заносит руку, чтобы сделать укол.

Внезапно зажигается свет.

В подвале анабиозиса – четверо. Майя и три инженера – Женя, Юджин и Юра. Юджина на самом деле тоже зовут Женей, но два Жени в одном коллективе – это крайне неудобно. В целях облегчения коммуникации его переименовали в Юджина. Ему тридцать три, он не женат. Полный, потливый и очень старательный – типичный институтский ботан.