Кир Луковкин - В паутине

Они долго и шумно пытались отдышаться.

— Ваш мир какой-то неправильный, — пробормотал Паук.

— Именно поэтому я пытаюсь тебе помочь, — печально ответил Вадик.

— Не нуждаюсь я ни в чьей помощи, — Паук огляделся.

Тут и там, словно брошенные куклы замерли в различных позах медсестры. Пандемониум.

Ему стало тоскливо. Его окружал чужой враждебный мир. Да. И как разобраться, причина ты или следствие? Неизвестно. Достигнуть точки назначения можно любым путем и два человека, одновременно выходящие из отправного пункта, изначально пойдут по разным дорогам….

До него дошло, что слова эти произносит — не он.

— Ты говорил с ним, — с непонятной интонацией произнес Вадик.

— Что? — голос Паука осип, — Ты знаешь….

— И что он тебе сказал? Хотя, глупо спрашивать. Если ты до сих пор здесь, значит все понятно. Ты не переживай. Это по-своему хорошо. В сущности, разницы нет. Просто там немножко почище. Но мне не понравилось.

— Откуда? — они смотрели друг другу в глаза, и один из них горько усмехался.

— Все понятно. Падший ангел…. Ну и хрен с тобой. Меня сейчас мучает один вопрос: почему?! — упал на колени Паук, — Почему я заглянул туда? Зачем я это сделал? Почему я сделал то, что я сделал и не сделал ничего другого? По какой причине. Почему здесь стоишь ты, почему? На твоем месте мог оказаться кто угодно, но нет. Я вынужден терпеть здесь твою рожу. Кто тебя дернул идти за мной? Что ты вообще здесь делаешь?! Нет, это выше моих сил. Каждое наше действие чем-то предопределено, мы действуем по какому-то сценарию. Мы говорим то, что говорим, именно те слова, а не иные и именно сейчас. Вот как я! О нет, погоди…. Опять! Что? Ну да, так оно и есть. Нас окружают люди, на протяжение жизни находятся рядом и оказывают на нас определенное воздействие. И постепенно понимаешь, что их присутствие здесь не случайно. Ну? Кто тебя мне подсунул? Признавайся? На кой ляд ты засираешь мой мозг своими мантрами?! Вали отсюда, слышишь?!

Вадик с невозмутимым лицом отвесил ему легкий тумак. Паук зарычал от ярости и кинулся на своего бывшего спасителя, ныне — противника. Несколько минут они катались по полу, размахивая кулаками. Наконец сильным ударом Вадик отшвырнул от себя Паука и тот откатился к стеклянным дверям.

— Ну?… — захлебывался он, утирая кровь из носа, — Дальше что? Ну же? Я жду. Что последует дальше? Падение метеорита? Нашествие инопланетян? — и с вызовом засмеялся.

— Что ж, — сказал Вадик, — Моя гипотеза подтверждается. И это к лучшему. Да, я виноват. Но я об этом не сожалею. Думаю, мы еще пересечемся.

С этими словами Вадик ушел в боковой проход, провожаемый взглядом Паука. Воцарилась звенящая тишина.

— Финальная сцена. Ладно. Пусть будет так, — он сглотнул, — Я выйду во двор, погуляю по дорожкам, после долгих поисков отыщу замаскированный в стене лаз, пролезу в него, ломая ветки, выйду на трассу федерального значения, встречных машин не будет, до города двенадцать километров, но туда мне не надо, там дико и непривычно, балом там правит индустриальный феминизм, так что пойду я в обратную сторону, по долам и холмам, найду дачный поселок, выберу домик поуютнее, заберусь в кровать, перехвачу что-нибудь с огорода, лягу и усну, и будут мне сниться сны, и буду я сниться кому-нибудь, и буду думать кого-нибудь, как сейчас кто-то думает меня, и все будет замечательно. Правда?

Кряхтя, он воздвигся на ноги. Внутренний двор сверкал волшебным серебром. Стало легко и хорошо. Неплохо бы покурить, решил он напоследок — перед тем, как шагнуть в будущее.

Колокольный звон звучал под сводами пещеры. Человек лежал на плоских камнях, на тонкой плетеной подстилке у тлеющего костра, скрючившись. Открыв глаза и оглядевшись, он понял, что удалось. Но мысль не принесла ему существенного облегчения. Где-то в каменных недрах журчал ручей. С большим трудом он поднялся на ноги, и зашлепал босыми ступнями в темноту, выставив вперед жилистую руку. Постепенно привыкнув к мраку, он оглянулся на призрачное пятно света и коптящие угли. Прямо из скалистого свода, из щели между валунами била струя воды, которая с плеском падала в маленькое озеро прямо перед ним. Водоем слабо светился изнутри зеленоватыми оттенками, в полупрозрачной толще метались тени. Одна проплыла совсем близко, и он опустился на колени, чтобы получше ее рассмотреть. Вода была с взвесью, наполненная маленькими копошащимися частицами и слегка колыхалась. Тут прямо у него под носом юркнула еще одна, настолько крупная, что не могло быть никаких сомнений — это рыбина, — и все же она словно являлась частью воды, только чуть плотной и темной. Он выбросил руку, чтобы поймать ее, пальцы прошлись по чему-то скользкому и сомкнулись на пустоте. Тень исчезла.

Он ощутил досаду, посидел еще немного в ожидании новой жертвы, но никто больше не появился. Тогда он попил из ледяного источника, так что зубы заломило, и отправился к своей лежанке.

Он понял, что немощен, как только поднес ладони к глазам. Эти сухие морщинистые потрескавшиеся и потемневшие от времени ладони принадлежали старику. Он провел пальцами по лицу, по дряблой коже, усам и бороде. На худом теле болтались какие-то длинные лохмотья, кое-как подпоясанные веревкой. Рядом с лежбищем валялась сума и посох. Покопавшись в этом нехитром имуществе, он обнаружил три сухаря, одну мраморную плитку со скрижалями на непонятном языке, пучок высохшей травы, еще одну плитку (пустую), зубило и отполированный камень.

До него донесся шум извне — это кричали люди. По сводам пещеры поползли тени нового дня, пятно света стало ярче и обозначило вход.

— Морсэн! Морсэн! Выходи! Выползай из своей берлоги, жрец!

Язык был прост, а потому понятен. Он еще раз посмотрел на плитку с иероглифами, пытаясь прочесть ее. Смысл некоторых символов начинал доходить до него: священные заветы, посыл человечеству.

— Ты обещал выйти на рассвете и явить нам чудо! Если ты не выйдешь, мы будем считать тебя лжецом! Мы сами войдем внутрь, и тогда смерть ждет тебя!!

Он разложил предметы, вытащенные из сумы, на холодном полу. Одна плита заполнена, другая — нет. Он должен был нанести письмо за эту ночь и не успел. Заниматься этим сейчас бесполезно. Его растерзают, если узнают об обмане.

Крики становились сильнее и как будто ближе. Он попробовал сосредоточиться. Он вспоминал — вспоминал то, о чем говорили ему на протяжении этого путешествия в никуда, и фразы сразу наполнялись новым смыслом, а то и не одним, и действия, и вещи представали перед ним в новом свете, а люди — новыми судьбами, возникали вспышками и растворялись в водовороте небытия.

— В каждом есть Бог, — прошептал он.

— Морсэн! Морсэн! Морсэн! — орали люди у самого входа в пещеру.