Елизавета Манова - Рукопись Бэрсара

Баруф молчал, угрюмо сутулясь в седле. Я знал, что он не хочет меня посылать, и если посылает, то просто нельзя иначе. Я знал, что он за меня боится, а я свое отбоялся ночью.

Кони выбрались за старую лесную дорогу и пошли немного живей. Баруф остановился. Мы уходили, а он стоял и глядел нам вслед, и это было довольно забавно. Картина, достойная кисти Аргата: так провожают героев.

Слишком прозрачно и звонко было морозное утро, слишком бел и наряден придавленный снегом лес, чтобы хотелось думать о смерти. Смерть - это когда над тобою дождь и ненастье, когда на душе камнем лежит тоска, а сейчас все светло и просторно, как этот белый лес, как этот белый прозрачный день. Может быть в этом есть немного игры - но очень немного. Просто пора сменить раздумье на дело, просто хочется жить, просто поскрипывает заледеневшая кожа седла и позвякивает сосульки в конском хвосте, а Эргис молчит, и можно подумать о том, о чем не надо бы, но очень хочется думать.

Я ехал и думал о Суил. За одно я могу поблагодарить этот мир: наконец-то Миз ушла из моей души. Не сразу и не легко - я и сам не знал, как крепко это во мне сидело. Словно невзрачный сорняк с огромными корнями; как будто немного места занимала она в моей жизни: жалкий остаток, не отнятый работой - а оказывается, нет местечка, куда бы не пророс один корешок, и всякая мысль отзывается болью - нет, уже не о ней. О том, что целых восемь лет она не любила меня. Оказывается, я покупал ее за деньги и за тряпки, и думал, что она меня любит, и прощал ей за это все - даже то, что не надо было прощать. Я почти не думал об этом в аду двух последних лет, но в Квайре эта боль вдруг проснулась во мне, и мучила, и будила по ночам... еще долго болело бы, если бы не Суил.

Я не заметил, как это все началось. Просто думал о хуторе Зиран, а оказалось: о Суил, о Квайре - а оказалось: о Суил. О работе - а оказалось: о Суил. Я сам удивился, когда это вдруг понял. Что для меня Суил? Милая девочка, деревенская простушка себе на уме. Что бы могло нас связать? У меня не было даже влечения к ней. Сколько раз во время наших осенних походов мы лежали вдвоем за кустами, пережидая стражу, однажды нам пришлось ночевать в каком-то складе, потому что мы не успели уйти из Квайра до закрытия ворот; сколько раз я брал ее на руки, перенося через ручей, - и ни разу ничего не шевельнулось во мне. Она оставалась для меня почти ребенком, приемной дочерью Баруфа - и это исчерпывало все.

А теперь я думал о ней. Думал сладко и безнадежно, не как мужчина о женщине; я не мог представить ее ни возлюбленной, ни подругой - мне просто нужно было, чтобы она была в моей жизни, и я мог бы вот так безнадежно и томительно думать о ней.

Состояние, характерное для подростка, очень забавно для немолодого мужчины, над этим стоило посмеяться, я и смеялся, смеялся, пока путался в снегах бесконечной морозный день, но снова зарозовело небо, кони вышли на утоптанную тропу, и Эргис обернулся ко мне:

Скоро. Чуешь, дымом тянет?

Пожелтели и умерли розовые блики; тропа вильнула в последний раз и вытекла на поляну. Просто сказка: дремлет под белой шапкой избушка, теплый свет из окошка упал на снег - только вот трое солдат у крыльца не вписываются в картину.

Я спешился, бросил кому-то поводья, с трудом открыл разбухшую дверь.

Привычные декорации: тяжелые бревна стен, блестящий от копоти потолок, грубый стол посредине. Только на нарах роскошная черно-багровая шкура, и на столе не лучина, а саккарский светильник-ладья.

Тубар не встал мне навстречу - только чуть отодвинулся от стола и подчеркнуто уронил ладонь на рукоятку сабли.

Я поклонился.

- Приветствую вас, доблестный тавел.

- И я вас, биил...

- Бэрсар.

- Известная фамилия.

- Я не делаю ей чести.

- Что же так?

- Я - первый бунтовщик среди Бэрсаров.

Он хмуро поглядел на меня, пожал плечами и приказал:

- Раздевайтесь!

Вовремя, потому что я был озадачен. Что-то тут было не то. Если Тубар сам тайно приехал на эту встречу, почему он так осторожен? И я неторопливо - много дольше, чем надо - снимал сатар, куда его деть, и, наконец, кинул на нары в стороне от роскошной шкуры. Отправил тапас, пригладил волосы и спокойно встал перед Тубаром.

Он зорко разглядывал меня небольшими темными глазами. Совсем простое лицо - лицо старого охотника или солдата: обветренное, с жесткими морщинами, с щетинистой седоватой бородкой.

- Садитесь, - велел он, наконец, и я с удовольствием сел, а Табур все молчал, сверлил меня взглядом, и его молчание уже попахивало угрозой. Мне стало легче, когда он заговорил:

- Я ждал Калата.

- И в лесу есть глаза, - сказал я спокойно. - Огил не хотел, бы вам повредить.

- А вы?

- А я никогда не бывал в Лагаре.

Он усмехнулся.

- Так чего ему от меня надо?

- От вас? Ничего.

Тубар нахмурился и положил на стол руки. Руки тоже были плебейские: большие, красные, с короткими пальцами.

- А какого черта я сюда перса?

- Не сочтите за дерзость, славный тавел, но я хотел бы, чтобы вы позволили мне говорить.

Он кивнул.

- Не мне объяснять вам, доблестный тавел, какое бедствие для наших стран эта война...

- Вот как заговорили, когда я вас прижал!

- Нас? По-моему, это же, слово в слове! - Огил вам говорил еще на улице святого Уларта!

- Ты прав, парень, - добродушно усмехнувшись, сказал Тубар. - Валяй дальше.

- А то, что прижали... рано празднуете, доблестный тавел. Кор Алнаб был для вас не противник, но с кором Эсланом стоит считаться.

- Великий полководец!

- Хватит того, что он умен, и, думаю, он не станет мешать досу Криру.

- Крир - голова, тут я не спорю, но супротив меня он все одно мальчишка!

- Об этом можно судить только в бою.

- А ты что, пугать меня вздумал?

- Нет. Для нас победа Квайра не лучше победы Лагара.

- Не пойму тебя что-то, - сказал Тубар и озабочено поскреб подбородок.

- Тут нет загадки, доблестный тавел. И так, и так мы все попадемся в лапы Кевату.

- Ты брось! Нам Кеват не указ! Ежели ваш господин страну продал, так у Господина Лагара и сил, и ума поболе!

- Почему же тогда Огилу пришлось бежать из Лагара?

- А, черт тебя задери! - сказал Тубар с досадой. - Эк, уел! Ладно, давай прямо, не виляй, как собачий хвост. Чего вам от меня надобно?

- Мира между Квайром и Лагаром.

Он поглядел удивительно и захохотал - прямо пополам сложился.

- Ну, парень! Ох, придумал! Вот мы с тобой... вот мир сейчас заключим... и все?

- Зачем же мы? Квайр и Лагар. И не сейчас, а, скажем, весной.

- Да весной я уже в Квайре буду!

- Выберитесь сначала из-под Гардра, доблестный тавел! Что-то второй месяц, как ни мы, ни вы отсюда ни на шаг!

- А ты, парень, нахал, - сказал он совсем не сердито. - Да я за такие речи...

- Правда боятся только трусы, а в вашей смелости я уверен. Не ваша вина, что у вас шесть тысяч против тринадцати, и не наша, что Квайрской армией командуют тупицы. Вы дважды били нас под Гардром, но мы не уйдем отсюда. Преимущество квайрской конницы бесспорно, и Гардрские равнины единственное место, где можно его использовать. Биралы еще не были в бою, и вам предстоит встретится с досом Угаларом.