Михаил Корчмарев - Третье поколение

Фауст лежал с закрытыми глазами и старался не упустить видение, тающее вдали, как дым костра, уходящий в черное небо. Но образ уже исчез, истаял, осталась темная пустота. Он заплакал.

— Господи, — зашептал совсем рядом Профессор, — погляди, Маргарита — он плачет. Видишь — это слезы. Я думал, мы совсем разучились плакать.

— Живой, — отозвалась девушка, а на руку Фауста упала тяжелая теплая капля.

— Вы плачете… — снова зашептал Профессор. — Плачьте, прошу вас, плачьте. Такое дано только людям — плакать и смеяться. Плакать и смеяться — как это достойно людей! Теперь я знаю: вам нужно читать стихи. Я буду читать их вам каждый день. Многие я забыл, но вспомню… Поэзия очистит ваши души. И боязно даже представить, когда-нибудь всю землю заселят здоровые и красивые, как вы, люди, а не такие выродки, как я, — и Профессор растопырил шестипалую ладонь.

— Ну зачем так? — всхлипывая, произнесла Маргарита. — Вы не выродок. Вы лучше всех нас. Вы… я не знаю, кто вы…

— Довольно, довольно. Неси бульон, покормим его и — на площадь. Лучше не опаздывать.

— Что там, на площади? — еле слышно спросил Фауст.

— Правительство приезжает. Говорят, сам Глава будет выступать, а после будто бы станут одежду и продукты раздавать…

— Разве уже Новый год?

— Нет-нет, в честь приезда правительства. Ты лежи, набирайся сил.

Маргарита и Профессор ушли. Фауст полежал еще некоторое время, прислушиваясь к себе. Потом поднялся. Хватаясь руками за стены, преодолевая слабость, головокружение, двинулся к выходу. Выбравшись наружу, захлебнулся чистым воздухом и светом. Было настолько тепло, что от предметов вокруг поднималось марево. Небо истекало на землю голубизной и светом; оно было почти таким же голубым, как в день, когда он увидел впервые облако. А где-то еще выше чувствовалось солнце, огромное, горячее, словно живое. Из расселины в камне выглянуло несколько травинок, в робкой зелени которых прятался крохотный сиреневый цветок. Фаусту захотелось потрогать его, только прикоснуться, но он не посмел, страшась невольно разрушить ростки, лишь повел ладонью вокруг, ощущая или воображая ток жизни в растении. Потом поднялся, побрел к площади.

Огромная воронка в центре площади была окружена машинами, транспортерами, танками. Возле них сновали и суетились люди в форме войск охраны внутреннего порядка. Часть из них растаскивали кабели от передвижной атомной силовой установки к усилителям и громкоговорителям, установленным в разных местах, другая проверяла систему ограждения, представляющую собой цепь столбиков с разрядниками на вершинах. На крыше бронированного прицепа полукружием располагались кресла для членов правительства, а перед ними, похожие на засохшие цветы, покачивались микрофоны. Возле них суетился разбитной человечек, выкрикивая: «Раз… раз… раз… Левый сектор, вторая группа — не слышно. Раз… раз…»

Из конца в конец площадь была забита народом, который с любопытством взирал на приготовления. Хотя в центре было сравнительно свободно, в одном или двух местах образовались стихийно водовороты, задние надавили на передних, и те, втиснутые в пространство между разрядниками, попадали. Солдаты войск охраны быстро растащили баграми тела, посбрасывали их в воронку, не удосуживаясь проверить, есть ли среди них живые. По ближним к трибуне рядам ходили с бумажками в руках. Один из них оказался рядом с Фаустом и сунул ему листок.

— Что это? — поинтересовался Фауст.

— Вопросы. Когда Глава Правительства спросит, есть ли у народа вопросы, ты бросишь бумажку вон в тот ящик. Понял? А потом Глава Правительства ответит на него.

«Сколько Вам, дорогой и любимый нами Отец наш, лет?» — значилось на листке.

— Можно я брошу? — попросила Фауста стоявшая рядом женщина. — Прошу вас. Очень.

Он равнодушно отдал ей бумажку. Удивился, с какой благодарностью она взглянула на него. «Надо Профессора с Марго найти, они должны быть где-то неподалеку», — подумал Фауст, но в этот момент на крыше прицепа появился человек в дорогом костюме, шагнувший прямиком к микрофонам.

— Прошу тишины и внимания! — сказал оратор, и голос его, расслоившись, повторил слова со всех сторон. — Незабываемый день! Великий день, который навечно отпечатается в наших сердцах! Сегодня с вами, достопочтенные жители нашего города, будет разговаривать великий Отец, наш Глава Правительства и Государства. Сегодня вы сможете воочию лицезреть членов нашего кабинета и Мать Правительства. Сегодня вы сможете засвидетельствовать им свою любовь. Трудно говорить в такой день, трудно передать словами преданность, наполнявшую наши сердца, трепет, который объемлет наши души, объединяет их в одно целое — душу Города. Послушные дети, мы сегодня станем внимать их речам, каждое слово врезая в память сердца. Мы встречаемся с теми, кто долгие годы ведет мудрую внешнюю и внутреннюю политику, кто ежечасно заботится о нашем благополучии. Неоценим их вклад в дело демократизации и совершенствования нашего общества, мудростью проникнуты разработанные Правительством долгосрочные программы внешне и внутриполитического курса государства. Поприветствуем их!

Оратор стал щелкать ладонью по ладони, поднося их возможно ближе к микрофонам, а усилители разнесли хлопки по площади. Солдаты войск охраны тоже стали хлопать. Женщина, выпросившая у Фауста листок с вопросом, завизжала, забилась в конвульсиях и упала. Шум нарастал: одни аплодировали, другие выкрикивали здравицы в адрес Главы. Как-то исподволь в сумятицу звуков вплелся единый ритм. Повернув голову, Фауст нашел причину, его породившую: раздвигая толпу, к трибуне продвигался строем отряд Юнца. Построенные по росту бойцы отряда, в одинаковых хламидах, все с черными повязками на глазах, внушали уважение своей монолитной сплоченностью. Шагали в ногу, плечом к плечу, по трое в ряд, точно не замечая стоящих на их пути людей. Сам Юнец шел впереди, командуя: «Раз… раз… раз-два-три… Стой. Налево. Вольно!». В тот же момент на крышу прицепа стали выходить члены правительственного кабинета — пять стариков в вычурных одеждах, позвякивая медалями, значками, орденами. За ними появилась женщина, Мать Правительства — догадался Фауст и наконец сам Глава, в мундире, застегнутом наглухо, штанах с лампасами шириной в ладонь, грузный, одутловатый, насупленный. Глава мешковато придвинулся к микрофонам, прокашлялся в них, хмыкнул пару раз, сказал: «Нда…» Затем он надел очки, взял в руки пачку бумаги, брезгливо морщась, полистал.

— Братья и сестры! — начал он, усиленно двигая челюстями, точно разжевывая сухожилие. — Товарищи мои! Сегодня от имени и по поручению правительства нашей державы я обращаюсь к Вам, главной движущей силе общества, чтобы в очередной раз подчеркнуть, как далеко мы продвинулись вперед в деле созидания государства равных возможностей. Ощутимого прогресса добились мы во всех областях деятельности: политике, экономике, культуре. Новые горизонты знаний распахнула нам наука. Космические аппараты, ракеты стали повседневной реальностью, о чем столетиями мечтали лучшие умы человечества. Но позвольте по порядку.