Александр Марков - Отражение Улле

Они шли довольно долго - комната оказалась большой. Наконец уперлись в стену. Му зажег светильник.

- Нам дают очень мало масла. Мы его бережем. А все-таки что вы ищете?

- Да мы сами толком не знаем, - Кулу осмотрел дверь, нашел темный кружок и приложил к нему сморщенную ладошку менхура. Дверь открылась, яркий свет хлынул в комнату.

- Возьмите меня с собой, - попросил Му - Я же вам помог.

- Нет, нельзя. Тебе придется остаться, малыш, - сказала Эйле.

- Пожалуйста, - прошептал Му, сдерживая рыдания.

- Ну, будь хорошим мальчиком. Мы не можем тебя взять.

- Хочу в комнату счастья! Хочу!

- Мы скажем, чтобы тебя завтра же перевели, - сказал Барг.

- Правда?

- Чтоб мне жить вечно.

Барг выскочил в освещенный коридор, и за ним следом - Кулу, Орми, Хлу и Эйле. Эйле поспешно захлопнула дверь, но в самый последний миг в щель просунулось что-то маленькое и юркое...

- Хосю в комату сяся!

- Это еще что такое? - гневно воскликнул Кулу. А Эйле взяла крошечную девочку на руки и спросила ласково:

- Ты кто?

- Ляма! - Малютка была настроена решительно и держалась с достоинством.

- Открывай опять дверь, Кулу, - сказал Орми. - Придется запихнуть ее обратно.

- Ну да, - проворчал Хлу. - Откроешь, а они хлынут оттуда, как икра из перезревшей соплянки.

- Возьмем ее с собой, - сказала Эйле, просительно глядя на Кулу и Орми - Она такая мужественная и сильная. Совсем не простой ребенок. Жалко оставлять ее здесь на погибель.

- Но ведь никакой комнаты счастья нет! Куда мы ее поведем?

- Несите в комату сяся, а то буду кичать, - заявила Ляма. - Вот так: а-а-а!

За поворотом коридора послышались шаги.

- А, будь она проклята, - глухо произнес Кулу. - Бежим!

Они помчались прочь, вправо по тоннелю. Этот коридор, по-видимому, тоже был кольцевым и располагался внутри первого кольца. Ляма крепко обхватила шею Эйле. Вдруг в стене коридора, немного впереди, открылась железная дверь, и тоннель на мгновение огласился ужасным криком, полным боли, отчаяния и еще чего-то такого, что выходит далеко за пределы обычного человеческого страдания и потому не имеет даже названия. Кулу - и тот содрогнулся от этого крика. Ляма же только сильнее прижалась к Эйле. А из открывшейся двери вышла женщина в серой одежде; дверь захлопнулась и похоронила крик в недрах неведомой темницы. Женщина бросила равнодушный взгляд на бегущих незнакомцев и прижалась к стене, чтобы пропустить их. Потом она вдруг встрепенулась и прыгнула на середину коридора, растопырив руки. Кончики пальцев у нее были измазаны красным.

- В чем дело? Моя воспитанница из шестого питомника! Кто вам дал право? Лямочка, кто эти люди?

- Тетя Гага, - прошептала Ляма, пытаясь зарыться в волосы Эйле.

Кулу остановился, размышляя, убить ли Грагу сразу или сперва попытаться что-нибудь выведать; остальные столпились вокруг. Внезапно Ляма высунула голову и крикнула:

- Уки в кови! Уки в кови!

Глаза девочки сверкали, как у болотной кынды в гневе, голос ее неожиданно окреп, маленький пальчик указывал на Грагу. Женщина попятилась, спрятав руки за спиной. Она была явно растерянна и смотрела на Ляму чуть ли не с ужасом.

- Ты испотила комату сяся! - вопила Ляма. - Ты плохая! Плохая!

Грага сунула два пальца в рот и пронзительно свистнула. И тогда Кулу прыгнул и пронзил ее мечом.

- Опа, - сказала Ляма, моментально успокоившись. Снова топот - на этот раз спереди. И сзади тоже кто-то приближался. Спрятаться было некуда, кроме той двери, откуда вышла Грага. Кулу открыл эту дверь, как и все прежние, менхурьей ладонью. Орми первым шагнул в тускло освещенную комнату, за ним все остальные. Дверь захлопнулась.

- Комата сяся, - сказала Ляма.

Это была крошечная конурка с серыми стенами. В маленькой нише чадил светильник и тускло блестели странные железки. Орми шагнул к нише, как вдруг кто-то крепко схватил его за ноги. Он посмотрел вниз и увидел маленькое, бесформенное шевелящееся существо. Оно хрипло стонало и цеплялось за его ноги, обливая их чем-то горячим.

Эйле страшно вскрикнула. Кулу зажал ей рот ладонью.

- Сюк, - сказала Ляма.

- Убей меня, дяденька, - прохрипело существо.

От головы его - если это еще можно было назвать головой - тянулась пара железных нитей, они исчезали в дырочке в стене. Люди застыли, потрясенные, охваченные страхом.

Кулу сказал:

- А мы-то... не могли новую пытку придумать.

- Куда нам... - пробормотал Барг. - Та самая Грага, которая... Они ее любят все, Улле им в глаз...

- Прикончи ты его, - сказал Кулу, морщась. - Все равно не жилец.

- Кысы чеез день... - всхлипнула Ляма.

- Убей меня, добрый дяденька, - пробулькал, захлебываясь слезами и кровью, несчастный Сюк. И Орми, содрогаясь, ударил его мечом.

- Опа, - сказала Ляма.

- А ну, слезай! - крикнула Эйле, отрывая цепкую малышку от своей шеи. - Тебя добру учили или свинству? Ножками пойдешь!

Но Ляма не отцеплялась ни в какую.

- Ну и силища у тебя.

- Помочь? - предложил Орми.

- Ладно, понесу. Бежим скорей отсюда!

- Сто вы исете? - спросила Ляма. Но ее вопрос остался без ответа.

Каморка была прохладной. Они вошли в длинный полутемный зал. Запах крови ударил Орми в нос. Он огляделся, не веря глазам. Это была пыточная. На стенах, в цепях, висели дети, сотни детей... У Орми помутилось в голове. Шатаясь, он поднял ружье. Самодовольные, спокойные Граги, мужчины и женщины, в забрызганных кровью халатах, деловито занимались своей страшной работой. Орми выстрелил, и ружья его спутников прогремели следом, одно за другим. Кровь бешено стучала в голове, и Орми уже не видел ничего вокруг и не понимал, что делает. С диким ревом он обнажил меч, бросился вперед и стал рубить направо и налево визжащих, мечущихся Грагов и Граг. И ядозубы от него не отставали, так что скоро весь пол этой жуткой комнаты был завален кровавыми обрубками, и ни один палач не ушел от возмездия. В пылу боя Орми не заметил, что двое или трое из тех, кого он убил, получив смертельную рану, не падали с воплями, заливаясь кровью, а растекались мутной слизью и растворялись в воздухе серым дымком... Но вот к Орми вернулся разум, и он услышал ворчливый голосок Лямы:

- Ну это вы, дяденьки, слишком. Зья.

Эйле уже не держала ее. Ляма сама висела на ее шее и дрыгала ножками. А Эйле была бледна, как покойница.

Потом заговорили дети на стенах. Большинство, плача, просили убить их. Но были и такие, кто бормотал нечто совсем иное...

- Еще! Еще! Убейте их! - пыхтели те, кто висел ближе к концу зала. А самые последние, у дальней стены, извивались, закатывали глаза и стонали не так, как стонут от боли, а совсем иначе, и шептали: - Ах... Ну зачем... Кто теперь вырвет мне ноготь... Надавит мне вот здесь... пожалуйста... еще...

Эти безумцы были изуродованы больше всех.

- Тозе комата сяся, - сказала Ляма. Орми, Эйле и ядозубы с воем кинулись к задней двери, зажимая уши и стараясь не глядеть по сторонам. У Кулу тряслись руки. Он долго не мог попасть менхурьей ладошкой в темный кружок. Наконец дверь захлопнулась позади них. Снова они стояли в кольцевом коридоре - на этот раз поперечник кольца вряд ли превышал полмили.