Сергей Чекмаев - Очевидец (сборник)

Нет уж! Лучше я решу за всех. Командир все-таки.

Машка моя – самая лучшая на свете, зачем ей умирать. Я то свое пожил уже, много успел, а она молодая совсем. Плохо ей будет, конечно, без меня. Зато останется жить… и, может быть, найдет, наконец, свое счастье».

– С детства мечтал, – неожиданно для самого себя произнес Жека вслух, – когда-нибудь повторить вслед за героем одного старого фильма: «Оказывается, в любви главное – не задумываясь, отдать жизнь за другого. Интересно попробовать».

«Вот и выпало попробовать. За Машку. Она намного лучше меня, у нее всё впереди. Да и Дим – парень что надо, правильно будет, если он останется жить».

Жека стиснул в руке подаренную Машкой безделушку – подвеску из морской раковины, сглотнул комок в горле.

Умирать не хотелось. Совсем не хотелось, если честно. Внутренний голос пронзительно кричал: «Нет, нет, нет!!»

Только вот другого выхода тоже нет.

«Прости меня, Машка, и ты, Дим, прости… Вам будет больно, но вы поймете. Потом».

Где же здесь эти чудные острые скальпели?

Жека принес Машку в лабораторию. Полежи, сказал, не двигайся только – рана откроется, а я сейчас вернусь, сбегаю в медбокс и вернусь. Залатаем, будешь, как новенькая.

«Что-то долго его нет. Хороший он человек, Жека. Сам в крови весь, а в первую очередь обо мне думает. Как же я его люблю! Он самый добрый на свете… ласковый, самый лучший, он не должен умереть! Лучше уж я… Ради него я готова на всё. Я существо никчемное, меня не жалко. Что я умею? Только нырять горазда, из костюма даже в городе не вылезаю. Да таких тысячи! А Жека – один, самый-самый! Они с Димом справятся, отремонтируют станцию, навербуют ныряльщиков, и всё опять станет, как раньше. Только без меня… Жеке будет, конечно, больно, зато он останется жить. Долго-долго».

Она поднялась, несмотря на головную боль, сунула в автоклав шприц. Потом поставила перед собой на столик Жекину фотографию (вырезала тайком из «Сайентифик обсервер»), открыла шкаф с реактивами. Что бы такое смешать? Чтобы быстро и не больно?

Руки действовали сами, автоматически.

Странно, но ей почему-то вспомнился тот день, когда Жека, как обычно стремительный и неистовый, ворвался к ней, подхватил на руки и закружил.

– Решили, Машка! Решили, понимаешь! – восторженно кричал он.

– Да что случилось, объясни толком!

– Наш проект принят! Академия наук дала добро на станцию, даже кое-какое финансирование удалось выбить. Да и японцы согласились помочь.

Неожиданно Жека остановил свой неуклюжий хоровод, взвесил Машку на вытянутых руках, заглянул в глаза и серьезно спросил:

– Поедешь со мной?

Машка стукнула его кулачком по плечу:

– Отпусти, медведище! Раздавишь же!

– Скажи, поедешь или нет – тогда отпущу!

– Да куда ты без меня! Пропадешь ведь.

Пискнул автоклав. Машка вздрогнула. Ну, вот и готово. Надо торопиться, пока Жека не вернулся. Он всё поймет сразу, постарается помешать, шприц вырвет, а то и чего доброго захочет для нее то же самое сделать… Нет уж. Ему она умереть не даст.

Всю свою жизнь Дим считал себя эгоистом, думал о себе, о своих проблемах, карьере. А вот сейчас решил сразу и бесповоротно: пусть ребята остаются.

«Двадцать пять часов – это на троих, а на двоих будет тридцать семь. Простая арифметика. Лишнего, меня то есть, уберем, тогда им, голубкам, воздуха хватит. Они друг друга любят, всё у них впереди. А я всю жизнь был один, стоит ли продолжать? Да и зачем? Хватит, Дим, покоптил воздух. Ребятам он нужнее».

Как-то странно получилось, Дим даже удивился. Без подсказки решил, словно только и ждал такого случая. Жил ради него одного…

«Черт знает, какая-то подростковая чушь в голову лезет! Про подвиги думаешь, а Дим? Брось, просто встань и сделай хоть раз в жизни что-то стоящее. Как? Да проще простого! Спуститься на два уровня вниз в рабочую зону – идти недалеко, хорошо, а то как бы не передумал по дороге… Потом сам себя всю жизнь ненавидеть будешь».

Но почему-то он всё никак не мог заставить себя встать. Если решил – надо делать быстро, пока Жеке не пришло в голову какой-нибудь общий сбор учинить или еще что. Тогда уж не до подвигов будет.

Как он, оказывается, тяжел, этот первый шаг в никуда… Тут не до напыщенных фраз. Даже записку писать не хочется. Глупости всё.

«Ну, почему, почему в фильмах всё так просто!»

В рабочей зоне было пусто и спокойно. Карминовым глазком пульсировал аварийный сигнал, мерцала водная гладь бассейна, бросая на стены холодные голубые блики. В углу снулой рыбиной покачивался скутер.

«Даже больно не будет, просто засну навсегда…»

Дим стащил со стеллажа акваланг, отсоединил регенератор, сорвал пломбу с клапанов давления. В неверном свете аварийки желтые цилиндры баллонов казались темно-рыжими, почти коричневыми. Как Машкины волосы…

«Она неплохая девчонка, конечно, только больно неприступная. Одному Жеке в рот и смотрит, ловит каждое слово. Невдомек бедняжке, что нужна она ему, как рыбе зонтик. Он ее сюда притащил только потому, что привык к ней, так и сказал однажды: мне без нее, мол, работается плохо. Ага, как же. Жека и трубку привез с той же целью – хоть на станции курить и нельзя. Привык. Сидит, строчит отчеты, а люльку эту во рту мусолит. Его б воля, он и стол свой полутонный под воду бы спустил, чтобы всё кругом напоминало рабочий кабинет…

А Машка еще надеется на что-то, глупенькая. Верность хранит, дурочка. Тьфу! Нет, видали недотрогу? Стоило только руку на попу положить, взвилась, как ошпаренная!

Интересно, а что ребята сейчас делают? Они же ничего не знают! Ну, про меня… про то, что я решил… Сидят, небось, горюют, помирать готовятся. Или любятся напоследок. Как собаки. Обо мне и не вспомнят… неблагодарные!»

Руки Дима перестали затягивать клапан, остановились. Внутри закипали раздражение и ярость, он отбросил костюм в сторону, со всей силы вмазал кулаком по стойке стеллажа. Легкая алюминиевая планка согнулась от удара.

«А с чего это я решил, что должен умирать? Ради кого? Ради этой безмозглой дуры, которая мне так и не дала ни разу, да еще и по морде засветила?! Или, может быть, ради хмыря Жеки, который всю свою жизнь задирает передо мной нос? Тыкает мне в лицо своими успехами, сволочь, улыбается… поглядывает свысока. Нет, он, конечно, ничего такого не скажет, но я же вижу – бездарь, думает, ты, Димочка. Бездарь и неудачник.

Ну, нет! Я еще лучше поживу. А этим голубкам самое место в раю, вот там пусть и воркуют.

Где тут их костюмы? Ага. Ничего ребятки, будет вам сюрприз».

Смесь с тихим, почти неслышным шипением стравилась до нуля.

«Датчик еще нужно не забыть настроить. Чтобы полный запас показывал».

Машка почти минуту неподвижно стояла над давно уже готовым раствором. Рядом притаился шприц, блестел жалом, как охотящийся скорпион, ждал своего часа.