Грэхэм Мастертон - Колодцы ада

- Ты не несешь ответственности, - сказал Дэн. - Ты здесь.

Я кисло взглянул на него.

- Черт возьми, Дэн, - сказал я ему. - Мы все несем ответственность. Ты не слышал разве: "Возлюби ближнего своего, как самого себя"?

- Я никогда не слышал о любви к омару, - сказал он мягко.

Я вышел из кабинета Картера и закрыл дверь. Мы молча прошли по коридору, и, толкнув дверь и выйдя в холл, увидели, что там почти никого не было, за исключением телетехника, убиравшего юпитеры в холодном безмолвии ночного воздуха.

- Они не омары, Дэн, - сказал я тихо. - И это главная ошибка Картера и его людей. Они люди. Они в чешуе, они агрессивны и опасны, но они люди. Они могут говорить и думать, как люди. Они, конечно, другие, но все же люди. Нам нужно узнать, что они за люди.

Дэн сказал с несчастным видом:

- Ты серьезно думаешь, это возможно?

Я стоял на ступеньках и смотрел на свой побитый и слегка поломанный "Кантри Сквайр".

- Нет, - сказал я. - Но попытаться, черт побери, стоит.

Я ехал обратно в Нью-Престон на спокойной скорости десять миль в час. Холодный ветер дул сквозь разбитое ветровое стекло и мои глаза слезились так же, как и когда я смотрел "Чудо на Пятьдесят четвертой улице". Шелли тихо ненавидел неожиданный холод, свернувшись на полу под передним сидением и сердито подставляя мех к рефлектору. Холод был для него хуже всего. Я сомневался, что он меня когда-нибудь простит. Но мне это было в общем-то без разницы Он был всего котом, и это была только моя вина в том, что я обращался с ним иногда как с человеком.

Путь домой на такой скорости занял почти двадцать минут. Но наконец я все-таки свернул на подъездную дорогу и подъехал к двери. Я вытащил изношенный чехол из сарая и накинул на перед "Кантри Сквайра" на случай, если будет дождь, и устало пошел к двери. Шелли поплелся следом, с шерстью дыбом и презирающий всех и вся.

В доме было почти так же холодно, как и на улице, бревно в очаге почти догорело, а поленница была пустой, что обещало прогулку на задний двор за дровами. Я печально и даже как-то одиноко отгреб золу в сторону и смял несколько номеров "ТВ-гида" для растопки. Потом запер боковую дверь и вышел на холод и мрак, которые царили на заднем дворе.

Я не знаю, были ли вы в Коннектикуте поздней осенью, но поверьте на слово, она мрачна и холодна. Холодная сырость заставляет вас держаться поближе к огню и бутылке "Джека Дэниела" и ничего не делать, вперившись в телевизор, даже если показывают что-нибудь вроде "Гонг шоу". Мороз, конечно, не такой трескучий, как в Нью-Хемпшире или Вермонте, но достаточно сильный для того, кто привык жить во Флориде. К тому времени, когда я добрался до дров, изо рта у меня валил пар и меня трясло, как Боба Кратчита накануне рождества - короче, я был абсолютно не подготовлен для тяжеловесного потрескивания в деревьях, что говорило о том, что там кто-то есть.

Я остановился и прислушался, держа в руках охапку дров. Потрескивание послышалось опять, потише, но отчетливо. Это были не листья, падающие с деревьев. Это были не барсук и не собака. Это было что-то большое и тяжелое как человек, и это что-то кружило вокруг моего дома.

Мое сердце учащенно забилось; давление, наверное, тоже подскочило, но у меня не было времени или желания мерить его. С широко открытыми глазами я осторожно и медленно пошел к дому, надеясь, что кто-то или что-то не надумает перекрыть мне дорогу к полуоткрытой боковой двери. Она была метрах в пятнадцати от меня, и свет, струившийся из комнаты, был аппетитным и гостеприимным, как головка хорошего висконсинского сыра.

Казалось, прошли часы, прежде чем я достиг безопасной комнаты. Но я все же достиг ее и закрыл дверь за собой, а передо мной сидел Шелли, нетерпеливый, как обычно. Я свалил дрова на решетку камина и сказал ему:

- В следующий раз ты пойдешь за дровами. Снаружи слишком страшно для меня.

Шелли дернул ушами и ничего не ответил. Я поставил дрова домиком и поджег рваные "ТВ-гиды". Скоро запылал потрескивая огонь и я смог пойти в столовую и налить себе бурбон. Приходится признать, что первый бурбон я выпил, стоя у столика, а на обратном пути я налил себе еще на три пальца. Но я не думаю, что кто-нибудь меня осудит. После общения с Джимми и Элисон и после тех ужасных звуков снаружи каждый бы поддался искушению черпать храбрость в квадратной бутылке с черной этикеткой.

Посидев немного у огня, пытаясь отогреться, я попытался дозвониться Рете. В лаборатории не отвечали, не отвечал и ее домашний номер, и я подумал, что она опять гуляет с Поросенком Пэкером. Мне захотелось дать ему в зубы. Сильнее всего я хотел, чтобы сейчас рядом со мной была Рета, свернувшаяся калачиком перед огнем и одетая предпочтительно во что-нибудь неофициальное. Мне хотелось, чтобы передо мной была теплая и успокаивающая перспектива ночи вместе, но меня похоже ожидала одинокая и холодная ночная кутерьма. Я снял бейсболку и достал сигару, изучив перед тем, как зажег ее пластиковый наконечник. Может быть, Грег Мак-Алистер был прав насчет рака. Может, он был прав во всем. Мысленно я сделал пометку, что утром мне надо будет съездить в Кендивуд за книгой "Легенды Литчфилда".

Парадная дверь задребезжала и я услышал шорох листьев снаружи. Наверно, надо было включить телевизор, и тогда я бы не слышал таких звуков. Но почему-то мне больше нравилось пугаться того, что я мог слышать, чем того, что услышать нельзя. В любом случае, телевизор плохо влияет на душевное состояние. Единственные существа с врожденным иммунитетом - это кошки.

Снаружи опять послышался шорох. Я попытался не замечать его, но он раздался вновь. С преувеличенной осторожностью я встал с дивана и подошел к окну. Я еще не задернул занавески и снаружи было видно лишь темноту, густую темноту. Я увидел только свое отражение в стекле, уставившееся на меня. Я поприветствовал его, подняв стакан, а потом пошел и сел на место.

Прошло минут десять. Я начал клевать носом. Я так устал, что с удовольствием пошел бы спать. Но сейчас было только семь часов, и если бы я лег спать, то провел бы остаток ночи ворочаясь и разглядывая потолок, а этого я не выносил. В любом случае огонь сиял ярко и весело и гостиная была довольно приятным местом.

Я клевал и клевал носом. Уснув на секунду, я увидел, что плыву в темном океане, пытаясь проплыть через скользкие и запутанные рифы. Я открыл глаза: я все еще сидел на диване с ногами, и Шелли был там же, жмурясь от бликов камина.

Я задремал опять, и опять я плыл через темноту, гребя мощно и глубоко. Я знал, что я искал что-то, и мне нужно было выбраться из океана в расщелину или грот. Сегодня море было опасным. Холодным, чужим и опасным. Я оглянулся, пытаясь определить, преследуют ли меня. Но все, что я видел через мутную темную воду, были темные призрачные тени и что-то похожее на водоросли или угрей.