Наталия Мазова - Золотая герань, или альтернативная история просто Марии с элементами фэнтази

Завершает свой круг...

Отлучи, отлучи от мучения

Предстоящих разлук!

"Потрясающе..." - Мара уже была в каком-то трансе, сознание словно раздвоилось - эта молодая женщина с эффектным макияжем была уже не она, а принцесса из сказки, слушающая своего придворного барда с таким видом, будто петь ТАК - что-то вполне обыденное, хотя и несомненно прекрасное. А сама Мара парила где-то под потолком и почти с ужасом смотрела на... на него - ибо тот, кто пел сейчас, так же отличался от ее Лазора, как вид через годы не мытое пыльное стекло отличается от того же вида, но в распахнутом настежь окне...

Когда он закончил, раздались аплодисменты - он чуть склонил голову, принимая восхищение публики как нечто привычное.

- Дайте-ка взглянуть... - два парня в плащах с оранжево- черными крестами, раздвигая публику, пробились к парочке. Мара узнала их - те самые ребята-каскадеры из клуба "Наследие", что в памятный день экскурсии театрально рубились на стенах Плескавской крепости с другими - в алых плащах и островерхих шлемах. "Интересно, кто из них Пауль?" - мимолетно подумала она, вспомнив разговор двух моряков.

- О, какая неожиданность - бродячий бард! Эй, певец, не споешь ли чего рыцарям для поднятия боевого духа?

- Рыцарям?! - маска отчасти скрыла выражение его лица, но взгляд в прорезях полыхнул таким огнем, что оба "крестоносца" на секунду пожалели, что вообще затеяли эту игру. - У вас хватает смелости называть себя рыцарями?!

- А ты нахал, парень, - слегка ошеломленно ответил один из каскадеров. - Редкостный нахал!

Но уж больно классно поешь...

В ответ он усмехнулся еще более нагло, и Мара неожиданно осознала, насколько обманчива была его обычная мягкость - вот он настоящий, как бы его ни звали, человек из той породы, у которой по определению не бывает иных паспортов, кроме зеленых...

- Слушайте, и не говорите, что не слышали! - с этими словами он дважды ударил по струнам, словно в созывающий народ колокол. А затем его пальцы снова начали плести затейливую вязь непривычно волнующей мелодии... Голос его взлетел над шумом и торопливыми шепотками, как птица - словно разверзлись небеса, и хлынул оттуда поток ослепительного света....

Живем без схваток и потерь - Надежнее и легче, И Ланселотов нет теперь, И Дон Кихотов лечат.

Волшебный меч Эскалибур Скрыл от людей король Артур - Знал, видно, что не вечен...

...толпу разом будто выключили, как звук у телевизора. Если первая песня, с простыми и понятными словами, была на грани допустимого, то ЭТО - далеко за ее пределами. Слушатели, потрясенные такой вспышкой прямо в лицо, в отчаянии прибегли к старому спасительному выходу, лихорадочно зашарив в памяти - господи, из какого же это фильма?..

Знал, что меж смыслом дел и слов Поставит время стену, Что слово "честь" пойдет на слом, А лесть придет на смену, И что любой простит себя За все, и скажет: "Я лишь свят", - Забыв свою измену...

...и никто даже не допускал в сознание мысли, что ЭТО - им, что "фильм" этот творится прямо здесь и сейчас - ради одной-единственной зрительницы... Ради Мары - но нет, сказать так значит сказать лишь часть правды, ибо и она была плоть от плоти тех, что собрались в фойе...

Готовы дьявола простить И палачей не судят, В своем уверены пути Умеренные люди, А доброта свой гасит свет - Ведь королевства логров нет, И вряд ли скоро будет!

- И вряд ли скоро будет!!! - вторя, не то взвыла, не то взвизгнула Генна, которая больше не хотела, да и не могла сдерживаться - и никому это не показалось диссонансом. Даже ему.

Впрочем, когда свет столь ярок, что слепит глаза, кто в силах различить тонкие оттенки его спектра?

И кто откажется из нас

Занять чужое ложе, И честь за деньги не продаст,

Коль дорого предложат?

Кто не подпишет кровью лист,

Кто в гения не кинет свист

Лишь дайте подороже!

А может, есть, кто не таков,

Кто чести годен в слуги,

Кто от бесчестия оков

Сберег язык и руки?

Тогда из этой темноты

Хочу, чтоб руку поднял ты!..

- в этом месте мелодия резко оборвалась, и в наступившей тишине он бросил в толпу спокойно и холодно:

- Ну где же ваши руки?! - и последний удар по струнам, как лязг захлопнувшейся за приговоренным двери камеры.

Люди, завороженные, глядели на него прямо-таки со страхом, и чувствовалось, что это доставляет ему какое-то непонятное удовольствие. А Генна уселась у ног Мары и теперь смотрела ему в лицо снизу вверх, действительно кошачьими глазами.

Он бросил на нее внимательный взгляд и чуть выждав, снова заиграл среди длящегося молчания...

Вот бы найти

Песен пути,

Вот бы вернуть

Людям их Суть!

Правда в горсти

Песня и стих,

Струна и звук,

Стрела и лук...

В жизни есть быль

Дороги пыль,

Есть суть вещей,

Нет их вообще...

Есть вера в день

Праведных дел,

В добрых людей

Незнамо где...

...слова звучали как заклятие, их обманчивая мягкость проникала в душу куда глубже, чем открытый призыв первой песни, словно далеко-далеко в море родилась волна и теперь вздымалась медленно, но неотвратимо...

По городам

Мчится беда,

По всей земле

Петь людям лень,

Из двери в дверь

Ходит трувер,

Изо дня в день

Будит людей...

...и - с размаху! - о берег! - гитара его зазвучала как набат:

Строчки за рифмы

ловит палач,

Судно - о рифы,

женщины - в плач!

Цепи и кольца,

путы и кляп,

Огненным солнцем

всходит - петля!

Голос его сорвался в длинный красивый перелив, а потом закончил неожиданно тихо и печально, как

угасающее эхо:

Вот бы найти

Песен пути...

И снова повисла тишина. И в этой тишине Генна ни с того ни с сего бросила ему какой-то короткий вопрос по-саксонски. Ничуть не удивившись, он так же коротко ответил ей на том же языке. Она снова спросила что-то, на этот раз длиннее и с запинками, как говорят на давно не употребляемом языке. Он ответил ей легко и свободно, с обычной своей дразнящей улыбкой и тогда она вдруг схватила его руку и даже не поцеловала, а словно лизнула по-кошачьи, неумело...

Мара из этого диалога не поняла ровным счетом ничего - в школе и в институте она учила южнославский. Но несколько людей в толпе, которым довелось учить и еще не позабыть именно островной саксонский, разобрали следующее:

- Зачем это, бард?

- В этой земле лицо мое скрыто.

- Но в этом болоте даже граната не взорвется - ее просто засосет!

- Ты мудра, кошка, но жизнь - она мудрее тебя и меня...

Впрочем, те, кто разобрал этот диалог, не удивились ничему - он уже лишил их способности удивляться...

Довершая картину всеобщего разгрома, он вскинул глаза на "крестоносцев":

- Что, воины веры, - понравилось? Отводите глаза... Или вспомнили, как пятьсот с лишним лет назад вешали меня на воротах вашей крепости? сказано это было совершенно естественно - без малейшего надрыва и все с той же вызывающей усмешкой.