Наталия Мазова - Золотая герань, или альтернативная история просто Марии с элементами фэнтази

Угнелис... огненный...

- КТО ТЫ? - буквально взмолилась она, в то же время прижимаясь к нему всем телом - и оказалась в кольце рук с янтарными браслетами.

- Человек, госпожа моя, самый обычный человек, - он попытался закрыть ее рот поцелуем, но она дернулась всем телом:

- Нет, ты говоришь неправду... Кто ты?

- Госпожа моя, ну как я могу ответить на этот вопрос, когда ты все равно ни во что не поверишь? Что ты жаждешь услышать от меня - что я ангел, демон, существо из другого мира? Что?

- Хотя бы - сколько тебе лет на самом деле?

Он не удивился.

- Телу или душе?

- Тому и другому...

- Телу - всего девятнадцать. Я знаю, что кажусь старше, но тело мое моложе твоего. А душе... в общей сложности шестьсот с небольшим.

То, что он сказал, просто не могло быть правдой - но тем не менее БЫЛО ею, Мара почувствовала это всей кожей.

- Я знала... - прошептала она. - В тот момент, когда ты сказал про ворота крепости...

Ты действительно пришел оттуда, из прошлого? Это я вызвала тебя к жизни там, в крепости, каким-то неосторожным словом или действием? И ты умел...

умеешь колдовать?

- В твоей власти, госпожа моя, придумать все, что угодно, но будет ли это правдой? Скажем так, я - Помнящий... Помнящий, как приходил сюда в прошлый раз.

- И тебя действительно вешали на воротах крепости за колдовство?

- Какое колдовство? Им было достаточно и тех моих песен! - он гордо усмехнулся. - Даже дважды вешали, правда, не здесь, не в Плескаве... Но все это не мешает мне быть самым обычным человеком. А ты, госпожа моя, начала думать невесть что, и только потому, что сама ни разу не пробовала...

- Что? Вот так зажечь огонь? Но разве под силу мне, простой женщине...

- Огонь скорее всего не под силу, это не твоя стихия. Но ты можешь многое другое. Повернись к окну!

Рядом с чудесно зажженной свечой стоял большой горшок с сиротливо торчащим сухим стеблем. Земля в горшке ссохлась прямо-таки до состояния асфальта, и видно было, что торчащая из горшка сухая палка давно и безнадежно мертва...

- Что это за растение, госпожа моя?

- Герань, наверное... была. У Генны в номере герань.

- Стоит тебе пожелать, и она зацветет. Что, все еще не веришь? - снова ласкающее движение рук вдоль ее тела. Мягкие завитки его волос коснулись шеи Мары, губы осторожно прошлись по виску и замерли рядом с ухом.

- Положи руку на стебель, - обжигающий шепот-дыхание в самое ухо. - Вот так... Ты сама не знаешь, какая сила таится в твоих пальцах, госпожа моя. Дай свою силу этой сухой ветке, как дал я свою свече, дай ей свое счастье... Просто полюби ее и пожелай ей добра...

Словно под гипнозом, Мара закрыла глаза и начала ощупывать рукой каменную землю в горшке, сухой ствол герани с острым сломом, о который можно было поцарапаться... И неожиданно вспомнив лыжную прогулку, она легко, словно лаская, провела ладонью над самым стеблем, не касаясь его раз, другой... и снова погладила самыми кончиками пальцев - и замерла, наткнувшись...

- Смотри же!

Она открыла глаза - стебель пророс крохотными зелеными розетками листочков, которые прямо на глазах разворачивались на удлинняющихся черенках. Еще один побег вдруг брызнул из самой сломанной макушки - она снова непроизвольно зажмурилась, а когда открыла глаза, на кончике побега уже распустилась пышная шапка цветов.

- Господи, велика сила Твоя... - прошептала Мара.

- Слушай - они же желтые, просто золотые! - он казался изумленным не меньше. - Никогда раньше не видел, чтобы герань цвела таким цветом!

- Не знаю... - она приникла головой к его плечу. - Просто, когда я гладила стебель, мне на минуту показалось, что я глажу твои волосы...

Вот и вышло золото...

- Теперь видишь, госпожа моя, как это легко? А ведь ты тоже самый обычный человек...

Словно только в эту секунду вспомнив, он торопливо сорвал и отбросил маску - и лицо его показалось Маре непривычно прекрасным. Тряхнув головой, сбросил свой берет с пером, длинные - значительно длиннее, чем в день отъезда в Руту!

- медовые кудри упали на воротник камзола...

- Самый обычный - если не считать того, что ты прекрасна, как тот цветок, что у тебя меж бровей... Иди сюда, - он встал у окна, весь в ореоле золотого сияния свечи. - Иди, не пугайся, госпожа моя!

Она подошла к нему, все так же норовя прильнуть всем телом, и почувствовала, как подается под его рукой змейка на спине - словно разрезанное надвое ножом, платье скользнуло к ее ногам опавшим лепестком розы. То немногое, что было под платьем, Мара торопливо сбросила сама.

Медленно-медленно, как во сне, руки его поплыли над ее телом, не касаясь кожи, и снова, как тогда, от них шло тепло, но теперь оно даровало немыслимое, невыразимое наслаждение... вдоль груди, по бокам, вниз, по бедрам - ее уже била крупная дрожь, а ведь он даже ни разу не коснулся ее по-настоящему... Неподдельное восхищение светилось в его глазах наверное, так смотрит ваятель на статую святой, свое лучшее творение.

- У тебя изумительное тело, госпожа моя, - выговорил он еле слышно. Невозможно не пожелать тебя - верно, такова была святая Магдалина... Ты действительно не боишься?

- Разве ты способен причинить мне вред? - так же еле слышно ответила Мара. - Серраис, Лодор, Лазор Угнелис, кто бы ты ни был - люби меня...

мой повелитель!

Еще раз его руки прошлись вдоль ее тела, и на этот раз она ясно ощутила биение силы между своей кожей и его ладонями. А затем он снова взял свечу, и, прежде чем она успела понять, чего он хочет, пламя лизнуло одну и другую ее грудь и золотым цветком затанцевало на набухших темных концах. Но вместо боли от ожога ее пронзило такое острое и сильное наслаждение, что она невольно вскрикнула - долго, гортанно, крик этот перешел в хриплый стон обессиленного счастья - и Генна, как раз в этот момент проходившая по коридору, услышав его, до крови прикусила губу.

- Теперь попробуй сама, - снова шепот, подобный шелесту ветра. - Огонь - это я, и ладонь моя - пламя свечи, оно так же жаждет ласкать тебя, как я...

Замирая от нахлынувшей сладости, Мара взяла у него свечу и позволила пламени лизнуть ее руки, горло... боже, как это прекрасно... положила свечу в ладони и поднесла к губам, как чашу с вином... Он сам чуть не умер от наслаждения - настолько неправдоподобным было это причудливо раскрашенное лицо с огненной чашей у губ и отраженным в глазах пламенем!

Свеча вернулась на подоконник - теперь пламя жило на его ладонях, на кончиках пальцев, и груди ее доверчиво легли в эти огненные ладони...

Каким-то образом они снова оказались на кровати - сначала сидя, потом Мара легла, а он, присев рядом с ней, открывал для себя тайны ее тела, трогая губами то один, то другой его изгиб, то острым языком касался раскрашенных век, то вел им по розовато-лиловым линиям на ее скулах, и вновь и вновь припадал к ее губам...