разные - Журнал ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ. Сборник фантастики 2010

— В космосе у многих начинаются лёгкие сдвиги. Чуждая среда, абсолютно враждебная… В космосе многим кажется — им кто-то смотрит в спину.

Жюль глянул через плечо, увидел стойки, забитые контрольной аппаратурой, с весёлыми огоньками индикаторов.

— Лично мне кажется вот что, — сказал Нодье. — В системе завёлся хитрый вирус.

— Мы же проверяли компьютер. Он проходит все тесты. Никаких вирусов.

— Я сказал — хитрый. Когда мы тестируем компьютер, вирус сидит в другом элементе системы. В любом электронном приборе. Начнёшь проверять этот прибор — вирус перейдёт в третий. Их вон сколько. И все между собой завязаны. Как уследишь?

— О-о… — сочувственно покачал головой Яншин. — Ты что предлагаешь? Раскоммутировать аппаратуру и по каждому элементу — молотком?.. Где-нибудь да прихлопнем гада? А если он на внешние сенсоры перекинется? Выйдем в космос? И не мечтай.

Из-за дальней стойки показался тощий Хорни.

Стандартный ремонтный комбинезон агентства рассчитан на людей спортивного типа, но Эл в своём болтался — как будто влез в одёжку на два размера больше… Хорошо — на станции и зацепиться-то не за что. А то бы весь поизодрался.

Глядя, как хмурый Эл плывёт к ним, Олег понял, что и он полон сомнений.

Хорни закрепился на стене, лишь затем приступил к беседе.

— Не нравится мне тут, — поведал он с доверительной интонацией. — Неуютно. И такое ощущение — играет с нами кто-то. В скверную игру.

— Вирус?

— Это не вирус. Мои датчики фиксируют такое, что… Своим глазам не веришь.

— А конкретно?

— Присутствие какой-то организованной электронной субстанции, с жёстким набором функций.

О, как.

Эл слова зря не скажет. Ему верить можно. Когда матёрый скептик говорит подобное, значит, — пора на Землю, в санаторий, для поправки здоровья.

Но соглашаться нельзя ни в коем случае, надо гасить очаг космического безумия:

— Эл, если я приму твоё утверждение как рабочую гипотезу, мне захочется спросить, на других телескопах субстанция имеется? Они ложе капризничают. На каждом — по субстанции? Или на всех — одна?

— На других — не знаю. А здесь — складывается впечатление.

— Хочешь, чтобы я доложил в Центр о впечатлении? На меня собак тут же спустили, только я заикнулся о секторе. Если сообщу о впечатлении — за нами сюда пришлют скорую помощь.

Эл печально вздохнул:

— Я понимаю, это звучит дико… Но ты ведь тоже чувствуешь, не в аппаратуре причина А в том, кто ей управляет — против нашей воли и против воли Центра. Каким-то образом подчинил себе начинку пяти орбитальных телескопов. Компьютеры Центра вряд ли задеты, если регистрируют неполадки… Хочу обратить внимание на тот факт, что все пять телескопов работают на один проект.

Не поспоришь. Но самое неприятное заключалось в том, что и Яншину — казалось. Просто он не решался так прямо сформулировать догадку, подозрение. Уж больно всё напоминало сдвиг по фазе. У иллюминатора он застрял потому, что больше не мог находиться возле аппаратуры.

А там, в Центре? Казалось им или нет? Или они по привычке — отмахивались? Не хотели рисковать своей научной репутацией?

Сюда бы их… Самовлюблённых, явно или неявно, изысканно высокомерных… Чтобы сами ощутили это волнение, трепет, этот леденящий страх, на грани ужаса. От прикосновения к тому, что не поддаётся логике, не вписывается в утверждённую картину мира, выходит за рамки, выходит за грань. Отдаёт бездной. Куда более жуткой, чем та, что лежит между их шаттлом и Землёй.

Эл повёл шеей, словно ему давил воротник.

— Мне слегка не по себе, Олег, — признался он. — Давно уже так не было. А может, — вообще никогда.

— А мне — даже и не слегка, — пробормотал Жюль. — Мечтать о контакте — это одно, а столкнуться вот с таким — совсем другое. В животе холодно. И сразу думаешь — лучше не надо. Лучше — бог с ним, с Контактом.

Яншин вздохнул:

— Что предлагаете? Вызвать Центр на связь и попроситься вниз?

— Нет. Перейти в шаттл, закрыть люк. И ждать приказа.

— Ну, конечно! Досадим тут. Прикажут спускаться — мы спустимся. И будем помалкивать о впечатлениях… Эл, ты можешь локализовать субстанцию?

— Она состоит из предельно разреженных электромагнитных полей, а их здесь столько… Что-то вроде бесплотного робота. Хотя бесплотного, разумеется, условно — в рамках традиционного понимания.

Олег помолчал. Он сразу решился произнести вопрос, который вертелся на языке:

— Можешь вступить в диалог?

— Пытался. У робота своя программа. На переговоры у него полномочий, видимо, нет.

Блок связи щёлкнул негромко, но они вздрогнули.

Из динамика послышался хриплый голос Большакова:

— Что притихли? Долго нам болтаться на орбите?

— Вы же космонавты, Миша, — ещё пытаясь сдерживать дрожь, отозвался Яншин. — В космосе у вас душа поёт. Наслаждайтесь.

— Уже насладились. Сколько можно… У нас с Галиной в эту пятницу годовщина. Она мне голову оторвёт, если что. Слышишь?

— Работа выполнена. Я доложил в Центр.

— И когда же домой, Олег?

— Мы люди подневольные. Как прикажут — так и полетим. Они всё думают…

Большаков отключился.

Три инженера-наладчика продолжали висеть у иллюминатора, в который была видна Земля. Случайно они здесь оказались? По своей воле? Что это — намёк? Уходите, мол, к себе, домой?

Их била дрожь. И от холода, и от страха.

Они собрали инструменты, закрыли панели, стали ждать в тесном коридорчике у выходного люка, опасаясь, что поступит распоряжение о каких-то новых работах.

Избегали смотреть друг на друга, подавленные, ошеломлённые.

Им приказали возвращаться.

Покидая станцию последним, руководитель группы оглянулся на стойки с аппаратурой, на огоньки — зелёные, синие, жёлтые. Ни одного красного. Полный, окончательный порядок.

Не оставляло мучительное ощущение, что кто-то смотрит в спину. Да и в низком, ровном гудении приборов чудилась неясная угроза…

Экипаж действовал, как всегда, чётко. Отстыковались штатно. Плавно удалился телескоп, и с ним — леденящая разум жуть. Это принесло облегчение, хоть и не сразу.

Яншин смотрел, как растёт впереди голубой шар, висящий в чёрной пустоте. Сквозь прозрачную вуаль атмосферы была видна Африка. Тёмно-зелёный океан с пеной кружевных облаков над ним.

— Олег, — не оборачиваясь, сказал Большаков.

— Есть, командир.

Правила есть правила. Взлёт и посадка — в кабине должен находиться только экипаж. Пассажиры — на своих местах, в специальном отсеке.

Эл спал в кресле. А вернее — делал вид. Жюль смотрел в потолок и на появление старшего не отреагировал. Яншин занял кресло рядом с ним, пристегнулся.

О том, что они испытали на станции, никто язык распускать не будет. И не ради престижной работы, высокого заработка. Просто…