Владимир Михановский - Путь Каравеллы

- Серьезная наука обязана рассмотреть все факты, касающиеся данного вопроса. А тут? В девятистах девяноста девяти случаях из тысячи с человеком произойдет беда, а приятель, находящийся вдали, и ухом не поведет - такие случаи вы во внимание не принимаете. Достаточно, однако, произойти одному такому совпадению - и начинают бить во все колокола, трубить во все трубы...

- Во-первых, достаточно произойти и одному такому, как ты говоришь, совпадению, чтобы всерьез им заняться, - невозмутимо парировал Марат. - А, во-вторых, - выкладывал старший кибернетик свой главный козырь, - ты, Дима, на минуточку забыл о биосвязи. Когда-то ведь тоже считали, что это просто сказки. Теперь же биосвязь не только доказана: плодами ее ты пользуешься ежедневно... - Здесь Нурдагалиев с торжеством вытаскивал пестрый шарик всеобщей биосвязи и потрясал им перед носом врача.

Но того не так-то просто было сбить с позиций.

- Нужно еще доказать, что предчувствия и биосвязь - одно и то же, - не сдавался он.

Спорить они могли до бесконечности. Но в эти тревожные дни именно неясное предчувствие влекло Дмитрия Анатольевича к штурману. Ведь именно Орленко был первый, который вошел в соприкосновение с пластинками. Случайно ли это?

Достаточно тревожными были и симптомы, на которые жаловался Валентин: в иные моменты штурман чувствовал себя как бы одновременно в нескольких местах. Такое расщепление сознания давно известно медицине и имеет вполне определенное название...

Прежде чем отправиться к Орленко, старший врач отдал необходимые распоряжения по медотсеку. Затем наскоро пролистал старинный, но неплохо сохранившийся фолиант, на баллакроновой обложке которого красовалась тисненая надпись - "Шизофрения"...

В коридорном отсеке сновали озабоченные люди, проносились манипуляторы - работы хватало всем.

В одном из проходов врач носом к носу столкнулся со старпомом.

- Я искал вас, - сказал старпом. - Звонил по видео. Мне сказали, вы на вызове.

- Можно было по биосвязи... А что, вам хуже стало? Я говорил, рано выписали, - встревожился Логвиненко.

- Со мной все в порядке. Я хотел узнать, как проходит заживление ожогов у пострадавших.

Логвиненко махнул рукой.

- Неважно. Медленно очень. Никакие испытанные средства не действуют.

- Антибиотики?

- Не помогают.

- Попробуйте сок трабо.

- Думаете, это мне не приходило в голову? - вздохнул Логвиненко. - Да только проклятые пластинки продырявили контейнер, и весь сок вылился.

Старпом нахмурился.

- Почему не доложили мне или капитану?

- А что толку? Дела не поправишь.

- Попробуем поправить.

- Это как?

- Обратимся к экипажу. Пусть все, у кого сохранилось хоть несколько капель сока трабо, снесут его в медотсек.

- Дельно, - обрадовался Логвиненко, и они разъехались по разным лентам.

На стук врача никто не отозвался, хотя зеленый ромб на входном люке светился - значит, хозяин находился дома.

Слегка встревоженный Дмитрий Анатольевич толкнул люк и вошел в комнату. Штурман, откинувшись, сидел в кресле и, казалось, дремал. Опытный врач, однако, сразу определил, что дело неладно. Он подошел к Орленко. Тот был без сознания.

Вот и не верь после этого предчувствиям!

Штурман был бледен как мел. Правая рука, тянувшаяся к нагрудному карману, застыла на полпути. "Хотел вытащить шарик биосвязи, но не успел", - догадался врач.

По собственной биосвязи он связался с медотсеком и вызвал реанимационный манипулятор. Торпедовидная конструкция через несколько томительно долгих минут влетела в отсек, где обитал штурман, едва не вышибив люк.

- Полегче, полегче, голуба душа, - пробормотал Дмитрий Анатольевич и отошел в сторону, чтобы манипулятор случайно не задел его.

Агрегат тотчас сориентировался на месте и приблизился к Орленко, не дожидаясь команды врача: в своей области он накопил за годы полета уже достаточный опыт.

Панцирь аппарата раскрылся, словно бутон розы, и бесчисленные змеевидные датчики обвили тело штурмана, проникая сквозь одежду.

Дмитрий Анатольевич наблюдал за работой реаниматора, время от времени делая указания. В одной из гибких прозрачных трубок, прильнувших к вене штурмана, врач заметил золотистую жидкость, пронизанную пузырьками. Ни с какой другой жидкостью спутать ее было нельзя.

- Откуда у нас сок трабо? - удивился врач.

- Кок принес.

- Только что?

- Нет, час назад, когда ты был на вызове.

Валентин вздохнул и открыл глаза. Он что-то забормотал. Дмитрий Анатольевич прислушался.

- Оранжерейный... аннигиляционный... астроотсек... камбуз... - бормотал штурман.

- Валя, что с тобой? - сказал врач и взял его за руку.

Штурман вздрогнул, умолк на полуслове. Глаза его забегали по комнате, приобретая все более осмысленное выражение.

- Это вы, Дмитрий Анатольевич? - спросил он слабым голосом.

- Я, я, голуба душа, - обрадованно ответил врач.

Манипулятор подался немного назад. Теперь главную роль играл не он, а врач.

- Я... у себя?

- А где же еще, голуба? Дома ты.

- Я только что здесь появился?

- Как это - только что? - поднял брови Дмитрий Анатольевич. - Мы с ним, - кивнул он на манипулятор, - уже минут двадцать с тобой возимся.

- Неправда! - выкрикнул Валентин... - Зачем вы говорите неправду? Минуту назад меня здесь не было.

- Был, был ты здесь, голуба душа, - спокойно ответил Дмитрий Анатольевич: за свою долгую практику ему пришлось повидать всякое. - Где же тебе еще быть?

- Я... только что - был во всех отсеках "Каравеллы", - запинаясь, проговорил штурман.

- В каких, в каких отсеках?

- Во всех сразу!

- Рассуди сам, голуба. Чтобы объехать все отсеки корабля, тебе не хватит и недели.

- Говорю же - я был в них одновременно!

"Расщепление сознания. Типичная картина", - подумал Логвиненко и покачал головой.

- Что ты чувствовал при этом?

- Не могу я объяснить! - с отчаянием произнес штурман.

- А все-таки, все-таки, голуба, опиши свое состояние, - настаивал врач. - Это очень важно.

Глаза штурмана блеснули. В них снова заполыхал огонь недавно виденного.

- Я наблюдал все отсеки изнутри... одновременно... Они как бы накладывались друг на друга, но не мешались... И я смотрел на них, но как бы чужими глазами. Непонятно?

- Продолжай.

- Я был у астробиологов... Наблюдал Алю близко, как вас сейчас... Но странно - она показалась мне чужой, незнакомой. Как бы существом с другой планеты.

- А другие?

- И другие были чужими.

- Что скажешь, голуба? - обратился Дмитрий Анатольевич к манипулятору.

Однако машина безмолвствовала: в ее диагностической памяти, в ее картотеке подобных признаков болезни не значилось.

Врач прошелся по комнате.

- Ну а что же ты делал там, во всех отсеках... одновременно?

- Только одно. Меня интересовало, как работа каждого отсека влияет на курс "Каравеллы". Но, понимаете, Дмитрий Анатольевич, это интересовало не меня, а кого-то постороннего, который смотрел на окружающее моими глазами.