Джеймс Типтри-мл. - «Если», 2000 № 08

— Итак, отец нуждается в деньгах?

Звякнула микроволновая печь.

— Среди актеров богатых немного, — пояснила девчонка. По-моему, микроволновок в шестидесятые годы еще не было, однако на Строберри-Филдс никогда не гонялись за исторической точностью.

— Особенно тех, кто испытывает слабость к Шекспиру.

— Тогда почему он живет здесь, а не в какой-нибудь трущобе? И каким образом он мог позволить себе завести андроида?

Взяв щепотку сахара указательным и большим пальцами, она высыпала ее в чашку. Я так делаю до сих пор, но только когда меня никто не видит. Отвратительная привычка; мама все ругала отца за то, что он научил этому меня.

— Я подарок, — достав пакетик с чаем из банки в виде желудя, она опустила заварку в кипящую воду. — От мамы.

Девчонка предложила мне чашку, и я приняла ее.

— Не может быть.

— Если хочешь, могу солгать. — Отодвинув от стола складной стул, она развернула его ко мне. — Родители не рассказали нам о себе почти ничего, Джен. И я всегда гадала, почему так получилось.

Я чувствовала себя полной дурой. Как будто бы вдруг очнулась после тридцатилетнего сна.

— Она подарила тебя?..

— А кроме того, купила этот дом и оплачивала все его счета.

— Но почему?!

— Тебе лучше знать, — ответил анд. — Я надеялась услышать ответ от тебя.

Я не знала, что говорить и как реагировать. Поскольку в руке была чашка чая, я отпила. На мгновение запах чая и апельсиновой цедры вновь перенес меня к тому дню, когда девочкой я сидела на кухне бабули Фанелли в мокром купальнике и пила «Констант Ком-мент», который отец заварил, чтобы я не выбивала дробь зубами. Сосновые стены тогда глядели на меня карими глазками, а зеленый линолеум сделался скользким — с купальника натекла целая лужица.

— Ну и как?

— Ничего, — заметила я рассеянно и приподняла чашку. — Да нет, отлично, совсем как в детстве.

Она захлопала в ладоши и продолжила:

— А теперь расскажи мне, какой была мама?

Совершенно немыслимый вопрос, и я попыталась не заметить его. Мы замолчали, высматривая друг друга через разверзнувшуюся пропасть пережитого. Вопрос утонул в безмолвии.

Мама умерла всего три месяца назад. Мне вспомнилось, как после развода с отцом она всегда отвечала на мои звонки, если только оказывалась у себя в офисе, даже когда было уже очень поздно; как умело надавливала на воображаемые тормоза, когда я пыталась завезти ее куда-нибудь не туда; как я была благодарна за то, что она не стала устраивать сцену, узнав, что мы с Робом разводимся. Вспомнилось, как в четырнадцать лет она на год отправила меня в Антибу, вспомнился запах ее духов на отцовских премьерах, их вальсы в патио нашего дома в Уолтеме.

Уэст ринулся с мячом вперед…

Набивной пуфик, на котором я сидела, был развернут к окну. За моей спиной — я услышала это — возле книжных полок открылась дверь.

Джонс и Гудрич идет в атаку…

Я оглянулась. Великий Питер Фэнси совершал свой выход на сцену.

Мама когда-то говорила мне, что отец принадлежал к тому типу актеров, в которых просто невозможно не влюбиться. Он пользовался огромным успехом в ролях Стенли Ковальски в «Трамвае…», Ская Мастерсона в «Парнях и куколках» и виконта де Вальмона в «Опасных связях». Годы успели источить его красоту, однако не сумели полностью справиться с ней: издали он по-прежнему был хорош. Коротко стриженные волосы сохранились, только голова стала седой. Прекрасные скулы остались на месте, и подбородок был таким же точеным, как в день первой пробы. Серые глаза смотрели куда-то вдаль — с легкой задумчивостью, — словно внимание их всецело поглощала, скажем, война Алой и Белой Розы.

— Джен, — спросил он, — что здесь творится?

Голос отца сохранил прежнюю мощь и без всякого микрофона добрался бы до любого закоулка второго яруса. На миг мне показалось, что он обращается ко мне.

— У нас гости, папуля, — сказал анд писклявым голоском четырехлетней девочки, полностью заставшим меня врасплох. — Это леди.

— Я прекрасно вижу, что леди, моя милая, — вытащив руку из кармана джинсов, он прикоснулся к пульту на поясе, и экзоноги чопорной поступью перенесли его через комнату. Он представился: — Питер Фэнси.

— Это миссис из Строберри-Филдс, — выглянув из-за отца, анд метнул в меня взгляд, полностью определивший условия моего дальнейшего пребывания здесь: если я разрушу иллюзию, меня выставят.

— Она зашла проверить, все ли в порядке у нас дома.

Я поднялась с пуфика, и отец наделил меня игривой улыбкой, из тех, что были превосходно мне знакомы.

— А как у этой миссис насчет имени? — Должно быть, он только что побрился: когда отец подошел ближе, я заметила парочку свежих царапин. Возле уха остался клочок седой щетины.

— Ее зовут миссис Джонсон, — объяснил анд. Фамилия моего бывшего мужа, но я никогда не становилась Дженифер Джонсон.

— Вот что, миссис Джонсон, — сказал он, зацепив карманы брюк большими пальцами. — В нашем туалете идет ржавая вода.

— Я… э… постараюсь, чтобы это исправили. — Я уже не знала, что говорить дальше, когда меня вдруг осенило. — На самом деле я пришла совсем по другому поводу.

Андроид заметно напрягся.

— Не знаю, видали вы когда-нибудь наш местный бюллетень «Вчера»… Дело в том, что я переговорила с вашей соседкой, миссис Чизли, и она рассказала мне, что раньше вы были актером. Нельзя ли получить у вас интервью? Несколько вопросов, если у вас найдется время. Я подумала, что вашим соседям…

— Был?! — переспросил он, сразу подтянувшись. — Когда-то?.. Мадам, я остаюсь актером и всегда буду им.

— Мой папочка — знаменитость, — вставил анд.

Меня чуть не перекосило: именно так я и говорила когда-то. Отец прищурился:

— Так как, вы сказали, вас зовут?

— Джонсон, — ответила я, — Джейн Джонсон.

— Значит, вы репортер? Скажите, а вы точно не критик?

— Не имею к этой братии ни малейшего отношения.

Отец казался довольным.

— Питер Фэнси, — он протянул руку. Покрытая пятнами костлявая старческая ладонь трепетала, как отражение в озере. Те чары — или искусство хирурга, — что сохранили лицо моего отца, явно не распространяли своего действия на его руки. Их дряхлость настолько смутила меня, что, задержав в своей руке холодную ладонь, я три или четыре раза пожала ее. Кожа была суха, как листы мертвых книг. Он махнул в сторону пуфа.

— Присаживайтесь, — попросил он. — Располагайтесь.

Когда я устроилась, он прикоснулся к пульту и подошел к разрисованному окну.

— Барбара Чизли — сломленная старая женщина. И я не стал бы обедать с ней ни при каких обстоятельствах.

Сказав это, он принялся разглядывать улицу.

— Да, папочка, — вякнул анд.

— По-моему, она голосовала за Клинтона, так что теперь нечего жаловаться. — Очевидно, удовлетворившись тем, что подслушивающих соседей вблизи не оказалось, он прислонился к подоконнику, обратившись ко мне лицом.