Наталия Никитайская - Вторжение Бурелома

Я прервала его:

- Как я не вправе выставлять вам оценки за поведение, по вашему мнению, так и вы, в свою очередь, не вправе прощать меня или карать...

- Да подождите вы, не лезьте в бутылку. Не знаю уж, что вы там себе навоображали. Да меня это нисколько и не интересует: у меня к вам серьезный, деловой разговор относительно вашего творческого будущего. Я знаю ваше расписание на сегодня - день удобный. Двух часов нам вполне достаточно - не вижу смысла, почему вам нужно отказываться?..

Я тяжело задумалась. Меня уже не поразил резкий перепад в манере обращения Бурелома. Хамское начало, на котором он замешан, не могло не прорываться в нем. Я думала о другом: Бурелому я зачем-то нужна, и, значит, не было оснований предполагать, будто когда-нибудь он оставит меня в покое. Так чего же тянуть?

К тому же уехать сейчас из дому означает хотя бы ненамного сократить ожидание Левиного звонка.

- Подумали? - проговорил Бурелом.

- Подумала, - ответила я.

- Ну и что?

Камушек мой зудел.

- Хорошо, я приеду.

- Я не сомневался в вашей разумности.

Я привела себя в порядок, переоделась и, когда вышла из парадной, сразу увидела подъезжающую к дому машину Бурелома.

Николай кивнул мне по-дружески: видно, он уже считал меня своим человеком.

Бурелом жил в центре, на Староневском. Чего и следовало ожидать: это нас, коренных ленинградцев, давным-давно в большинстве своем рассовали по окраинам. Им же - приезжим "бизнесменам" - подавай непременно сердцевину города, его центр.

В доме был лифт. Николай поднялся в нем со мной на третий этаж. Бурелом открыл сам.

Квартира, уже с прихожей, меня поразила. Она не была обставлена с той нелепой и выставляемой напоказ роскошью, которую мне доводилось наблюдать у своего когдатош-него однокурсника, променявшего артистическую - такую неверную - карьеру на посредническую деятельность. У Бурелома я ожидала увидеть нечто подобное, только еще богаче. Нет, богатство, конечно, прочитывалось: сейчас каждая табуретка стоит немыслимых денег, - но прочитывалось столь приглушенно, столь завуалированно, что и думать-то о нем не хотелось. А хотелось рассматривать картины, развешанные по стенам, хотелось отметить удивительно тонкие сочетания расцветки мягких ковров с обивкой мебели и обоев, удобно устроенные "функциональные" зоны: рабочий кабинет, гостиная, холл... Меня провели в кабинет. В холле сидели три человека вполне интеллигентного вида и обсуждали какие-то чертежи, разложенные на журнальном столике. Часть документов валялась на диване. Мужчины курили и пили кофе. Они поздоровались со мной, но Бурелом знакомить нас не стал. Только бросил мимоходом, уже в кабинете, прикрывая за нами дверь:

- Ландшафтный архитектор со строителями. Будем строить в Репино платный пансионат для лежачих стариков. Знаете, дети ведь порой из-за таких стариков в отпуск не могут съездить, ремонт сделать...

- Драть с детей будете три шкуры?..

- Окупать себя было бы желательно, но, в конце концов, не это главное...

- Скажите, Лев Петрович, вы сами до такого додумались?..

- Нет. Это идея не моя - доктора. Я лишь нашел дело стоящим. Но у нас с вами разговор пойдет о другом. Мария Николаевна, вы меня слушаете?..

- Да, разумеется, хотя, извините, не могу не разглядывать книги: библиотека у вас не из великанских, но подбор книг прямо библиофильский. Я даже начинаю краснеть, вспомнив свое предположение о том, что вы не читали ни Бодлера, ни Шекспира...

- А вы уверены, что я их читал? - Бурелом усмехнулся, он словно бы дразнил меня.

- Тогда зачем же вам библиотека, видеотеки будет достаточно.

- Да мне лично и видеотека-то не нужна, так, приведешь порой юную телочку, поставишь для нее что-нибудь этакое - и посмеиваешься, наблюдая за реакцией...

- Так какой же принцип вами руководит?

- Я вырос в бедности и в захолустье. И теперь я хочу, чтобы у меня ВСЕ БЫЛО. Понимаете, ВСЕ.

Бурелом раскрылся передо мной, и я сознательно избегала смотреть ему в глаза: нет людей, которые рано или поздно не невзлюбили бы тех, перед кем раскрылись... Мой камушек родименький выл, не переставая, даже когда я приказывала ему замолчать. Даже когда убеждала, что этого разговора все равно не избежать.

- Кто же занимался покупкой книг для вас?

- Один старикан, как вы правильно отметили, библиофил. За работу я отвалил ему такую кучу бабок, что он скулил от восторга, получая их.

Презрительное превосходство звучало в голосе Бурелома.

- Я смотрю: вы не скупитесь, - сказала я не без тайной издевки.

Бурелом издевки не понял и откликнулся очень живо:

- Если бы скупился, детка, хрен бы стал тем, кем стал. Барство, кичливое, недавно обретенное барство все-таки прорвалось в нем. Не могло не прорваться. Внешне, прибегнув к услугам дизайнеров, людей с образованием и со вкусом, можно, конечно, закамуфлировать собственную дремучесть, создать видимость аристократизма, по при этом навозный жук все равно останется навозным жуком и рано или поздно обнаружит свое пристрастие к навозу.

Однако чего же Бурелом хочет от меня, лично от меня? Мне становилось все неуютнее и беспокойнее. Тому немало способствовал и камушек, подававший тревожные сигналы.

А Бурелом не спешил приступить к главному разговору. Хотя он, безусловно, и был уже начат им. Не случайно, как я догадывалась, начат именно в его доме. Дом мне демонстрировали намеренно.

- Да, Мария Николаевна, я не хочу, чтобы из-за меня нарушался обычный ход вашей жизни. Я знаю, что в это время вы обычно обедаете. Вы не против, если мы перейдем в столовую? Там должно быть уже накрыто. Обед, обещаю, будет недурственным.

Под ложечкой у меня моментально засосало. Есть хотелось уже давно.

- Спасибо. Отказываться не буду, - ответила я.

Проходя в столовую, мы еще раз миновали прихожую. Там, па вешалке я увидела несколько пуховиков. Тут же мне припомнился собственный - сиротливо просыхающий в ванной, не исключено, что безнадежно испорченный. И опять только очень большим усилием воли мне удалось преодолеть мгновенно возникшую брезгливость и желание немедленно убраться из этого дома.

Стол был накрыт на двоих. Обслуживала нас вполне приличная девица, молчаливая, как Николай. Вышколенная.

Мне пришлось вспомнить все уроки хорошего тона, полученные в институте. Я заставила себя ни на минуту не расслабиться, не почувствовать себя, как дома. Бурелом, надо отдать ему должное, не стремился продемонстрировать манеры, которых за ним не водилось. Он ел примерно так же, как ел мой отец: громко хлебал суп, мясо откусывал от большого куска, наколотого на вилку, в кофейной чашке, как в стакане с чаем, оставил ложечку. Все это вызвало во мне даже подобие уважения, если вообще этот человек способен был когда-нибудь мое уважение завоевать.